Проклятие победителя
Шрифт:
— Где Арин? — спросил Плут.
— В горах.
— И что он там делает?
— Не знаю. Полагаю, осматривает ущелье, через которое придет валорианское войско, ищет недостатки и преимущества поля боя.
Плут довольно ухмыльнулся.
— И каково это — быть предательницей?
— Я не предательница.
— Ты только что подтвердила, что подкрепление придет через ущелье. Спасибо.
— Благодарить тут не за что, — пожала плечами она. — Почти все корабли ушли на восток, следовательно, в город никак иначе не попасть. Это понятно любому, у кого есть мозги. Именно поэтому Арин сейчас в горах, а ты здесь.
К лицу Плута начала приливать краска.
— У меня ноги в пыли, — произнес он.
Кестрель не знала, что на это ответить.
— Вымой, — велел он.
— Что?
Он снял сапоги, вытянул ноги и откинулся на спинку скамьи. Кестрель, которая и до этого стояла не шевелясь, теперь совершенно окаменела.
— Есть такой гэрранский обычай: хозяйка дома должна вымыть ноги особо важному гостю, — сказал Плут.
— Даже если такой обычай существовал, он исчез десять лет назад. А я в любом случае здесь не хозяйка.
— Да, ты рабыня и будешь делать, как я говорю.
Кестрель вспомнила слова Арина о том, что можно продавать свою гордость по мелочам. Но мелочь ли это?
— В фонтане полно воды, — добавил Плут.
Гнев охватил Кестрель, но она решила не выдавать своих чувств и, сев на край фонтана, опустила ноги Плута в воду, быстро помыла их, вспоминая рабов, которые стирали белье. Будь она рабыней с самого рождения, отнеслась бы к этому занятию равнодушно. Но она никогда ничего не мыла, кроме собственного тела, поэтому отчетливо осознавала, что ее руки прикасаются к чужим ступням. Ей было противно.
Кестрель достала ноги Плута из воды. Черные зрачки его следили за ней из-под полуприкрытых век.
— Теперь вытри.
Кестрель встала.
— Ты никуда не пойдешь.
— Мне нужно полотенце. — Она была рада возможности поскорее уйти отсюда и больше не возвращаться.
— Вытри юбкой.
На этот раз ей было намного труднее справиться с чувствами. Кестрель наклонилась и обтерла ноги подолом платья.
— Теперь натри их маслом.
— У меня нет масла.
— Оно хранится под плиткой с изображением бога гостеприимства. — Плут указал на пол. — Надави на край. Она откроется.
Кестрель послушалась и увидела пузырьки с маслом, покрытые десятилетней пылью.
— Они есть в каждом гэрранском доме, — сказал Плут. — Даже на твоей вилле. Точнее, на моей вилле. Знаешь, тебе не обязательно оставаться здесь, если не хочешь. Можешь вернуться домой.
Кестрель плеснула масло ему на ноги и втерла его в грубую кожу.
— Нет. Мне там больше нечего делать.
Она почувствовала, что он уставился на ее макушку, на руки, растирающие его ступни.
— Арину ты тоже ноги моешь?
— Нет.
— Тогда что ты для него делаешь?
Кестрель выпрямилась. На ее руках осталось масло. Она вытерла их юбкой, хотя понимала, что Плут лишь порадуется, видя ее отвращение.
Зачем, зачем ему это?
Она повернулась к выходу.
— Мы не закончили, — остановил ее он.
— Закончили, — отрезала Кестрель, — если только ты не хочешь узнать, как хорошо отец обучил меня рукопашному бою. Я утоплю тебя в фонтане. А если не получится, закричу. Все гэррани в доме сбегутся сюда. Пусть гадают, что за человек их предводитель, раз он не устоял перед валорианкой.
Она ушла, и он ее не стал ее удерживать, но его взгляд следил за ней, пока та не скрылась за углом. Кестрель нашла кухню, где было больше всего людей, и встала у огня, слушая звон котелков и чайников. Все вокруг смотрели на нее с удивлением, но она не обращала внимания и спустя пару мгновений вся задрожала от ярости.
«Надо рассказать об этом Арину», — подумала она, но затем отмахнулась от этой мысли. Что толку говорить Арину?
Он черная шкатулка, спрятанная под гладкой плиткой. Ловушка, в которую Кестрель провалилась. Она все время ошибалась в нем.
Может, Арин догадывался, что это случится. Может, он даже не возражал.
33
Арин перескочил через порог собственного дома, пробежал по коридорам, потом резко остановился в изумлении, когда увидел, что в атриуме, злобно уставившись в фонтан, сидит Плут.
Внезапно Арин вновь почувствовал себя двенадцатилетним мальчишкой, который, захлебываясь пылью, изо всех сил долбил камень, чтобы показать этому человеку, на что способен.
— Я боялся, мы разминемся, — выдохнул Арин. — Я поехал к тебе на виллу, а мне сказали, что ты здесь.
— И где ты был? — Он явно пребывал в дурном настроении.
— Осматривал ущелье.
Плут еще больше нахмурился, и Арин поспешил добавить:
— Ведь через него пойдет подкрепление.
— Разумеется. Это очевидно.
— И я придумал, что нам делать.
Арин послал за Сарсин, а когда та явилась, он попросил ее привести Кестрель.
— Я хочу послушать ее мнение.
Сарсин помедлила.
— Но…
Плут пригрозил ей пальцем.
— Я вижу, ты хорошая хозяйка, но, видишь ли, твоему кузену не терпится поделиться планом, который, возможно, спасет наши шкуры. Не трать время на рассказы о домашних склоках и жалобы на упрямство вашей пленницы. Просто приведи ее.
Тем временем Арин сходил в библиотеку за картой, а потом отправился в столовую, где его ждали Плут, Кестрель и Сарсин. Последняя сердито посмотрела на него, сказала, что отказывается с ними возиться, и ушла.
Арин развернул карту на столе и придавил ее камнями, которые принес в карманах.
Кестрель молча села.
— Ну, рассказывай, парень, что ты придумал, — велел ему Плут. На Кестрель он не смотрел.
Арин испытал радостное волнение, как в тот далекий день, когда они только задумали поднять восстание.