Проклятие рода Лёвеншёльдов
Шрифт:
Он заставил себя сдвинуться с места.
Генерал убедился, что юноша следует за ним, и начал спускаться по лестнице. Он так и шел задом наперед, не спуская глаз с Адриана, и останавливался чуть ли не на каждой ступеньке, словно хотел убедиться, что юноша не струсил и идет за ним. Несгибаемая воля старого воина тянула Адриана за собой, как коня на аркане.
Они шли очень медленно, то и дело останавливаясь. Адриану было очень страшно, но он заставлял себя идти. Вспоминал, как хвастался сестрам: уж если я встречу генерала, я-то уж не побоюсь, пойду за ним, уж я-то… как же так, меня с детства влекло к тайнам жизни! Познать непознаваемое, проникнуть в наглухо закрытый для человека мир. И вот подвернулся случай, а я трушу. Ну нет. Проделаю путь до конца, и будь что будет.
Но слишком близко подходить к генералу Адриан все же опасался, держался на расстоянии. Небольшом, пара локтей, но все же на расстоянии. Генерал уже спустился, а Адриан все еще был на середине лестницы. Призрак, по-прежнему задом наперед, пошел к сеням.
И тут Адриан остановился. Совсем рядом с лестницей темнела дубовая дверь в спальню родителей. Он положил ладонь на ручку. Отворить? Нет… холодная медная ручка показалась ему теплой. Если бы мать с отцом только знали, в чьем обществе он бродит по ночному дому! Сейчас бы броситься в объятия матери… и Адриан понял: если он отпустит эту спасительную ручку, ему уже ничто не поможет.
В эту секунду генерал открыл наружную дверь, и комнату залило томительным светом белой северной ночи. На мансардном этаже и в гостиной было довольно темно, там он еле различал колеблющуюся в полумраке фигуру, а сейчас впервые ясно увидел генерала.
И с ужасом понял: нет, это не безобидная полупрозрачная копия парадного портрета. Перед ним стоял мертвец в истлевшей одежде. К голому черепу прилипли пряди волос, отчетливо пахнуло сырым могильным смрадом.
Ухнуло и застонало что-то за перелеском, наверняка на кладбище, и Адриану померещилось, что в этом мучительном стоне он явственно различил:
– Отда-а-а-й…
К нему потянулась костлявая, без кожи и мускулов рука с непрерывно шевелящимися косточками пальцев. Повеяло знакомым каждому похоронным запахом, когда душный аромат лилий и калл смешивается с запахом разлагающейся плоти. Но самое страшное, отчего у Адриана мгновенно заледенела душа, – чудом удерживающиеся в глазницах глаза. Они сверкали злобной яростью, а челюсти с хищно фосфоресцирующими зубами исказила жуткая победная ухмылка.
Все мы не раз подмечали выражение подобных чувств у людей, но увидеть такое на лице мертвеца… Мы представляем себе царство мертвых как сонное царство, обитель неподвижности и умиротворения, даже повторяем формулу «мир и покой праху твоему». Это пожелание искренне, мы и в самом деле желаем нашим мертвым мира и покоя, заранее отказывая им в чувствах и желаниях.
Но на лице генерала, упорно отказывающегося покинуть царство живых, Адриан прочитал только одно: этот жуткий мертвец, этот злой дух покоя не хочет. Он хочет отомстить, и отомстить не кому-то, а ему, Адриану.
Его охватил такой ужас, какого он не испытывал ни разу в жизни. Он рванул на себя дверь родительской спальни, отчаянно закричал: «Генерал!» – и упал замертво.
Я и сейчас с трудом пишу эти строки, потому что они мне кажутся бессмысленными. Все то, что я вам пересказала, я впервые услышала в сумерках, у камина. До сих пор вспоминаю спокойный, убедительный голос рассказчика, и по спине бегут мурашки. Начинает бить дрожь, но вот что удивительно: не только от страха.
Это дрожь ожидания.
Ожидания чего? Возможно, чуда. Потому что рассказ словно бы приподнимал краешек завесы, скрывающей непостижимое. И какое странное чувство оставалось – будто на ваших глазах приоткрывается дверь в никуда и оттуда, из вечной тьмы, вот-вот кто-то появится…
Но насколько она правдива, эта история? Ее передавали из поколения в поколение, каждый рассказчик наверняка добавлял что-то от себя, что-то упускал, но хоть крупица, хоть маленькое зернышко правды-то в ней есть?
Призрак бродит по богатой усадьбе Хедебю, показывается то одному, то другому, помогает найти потерянные вещи, сам что-то ищет… кто он, этот призрак? И был ли он вообще?
Если и был, то для привидения вел себя более чем необычно. Привидения в старых замках и усадьбах – не редкость, это знают все. Но привидение в Хедебю – не обычное привидение. Чересчур уж оно материально. Никто и никогда не слышал, как привидения кидаются яблоками в стену, а фрекен Спаак слышала. Или совсем уж загадочная история – необычное привидение пригласило молодого барона Адриана следовать за ним, спустилось по лестнице и открыло входную дверь.
Но если это все правда, если… не знаю, может, кто-то из тех, кого Бог одарил способностью видеть что-то иное, мир за гранью той реальности, в которой живем мы, земные люди, – может быть, кто-то из них и сможет разгадать эту загадку.
Молодой барон Адриан лежал на огромной родительской кровати, бледный и неподвижный. Кровь еще бежала по сосудам, но почти неощутимо; надо было долго прилаживать пальцы к запястью, чтобы уловить ее слабые толчки. Он так и не пришел в сознание после перенесенного потрясения. Но жизнь еще не угасла.
В приходе Бру доктора не было. В четыре утра послали конюха в Карлстад. Туда шестьдесят километров, назад шестьдесят километров, так что даже если доктор дома и согласится поехать, раньше, чем к вечеру, ждать его не стоит. А скорее всего – день или два.
Баронесса Лёвеншёльд сидела у постели, не сводя глаз с бледного лица любимого сына. Мать была уверена: пока она на него смотрит, искра жизни не может, не должна угаснуть.
А барон никак не мог усидеть на месте. То и дело брал безвольно повисшую руку Адриана, щупал пульс, вскакивал, смотрел в окно, опять садился. Или выходил в гостиную глянуть на часы и ответить на взволнованные расспросы дочерей, гувернера и челяди.
Из домашних в спальню была допущена только Мальвина Спаак. В ее походке, голосе было что-то, что делало ее присутствие у постели больного не только желательным, но и необходимым. Настоящая сестра милосердия.
Ее разбудили крик Адриана и звук упавшего тела. Быстро, но тщательно оделась, сама не зная как, – таковы были ее жизненные правила: если не можешь привести себя в порядок, то и пользы от тебя никакой. Помогла родителям уложить Адриана на широкую супружескую кровать. Все трое поначалу думали, что Адриан мертв, но Мальвине Спаак все же удалось нащупать слабое биение пульса.