Проклятие рода
Шрифт:
Судя по кормовому флагу, превратившемуся в клочки красной материи, судно пришло из Штральзунда. По шатким перекладинам веревочный лестницы на берег спускался незнакомец. Спрыгнув на землю, он покрутил головой по сторонам, посмотрел на солнце, что-то прикинул в уме, и, выбрав нужное направление, повернулся, широко, по-русски, взмахнул рукой, осенил себя крестным знамением, поклонился трижды и… изумленный Гилберт услышал слова молитвы:
– О, всесвятый Николае, угодник преизрядный Господень, теплый наш заступник и везде в скорбях скорый помощник! Да всегда прославляю Отца, и Сына, и Святаго Духа, и твое милостивое предстательство, и ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Незнакомец - мужчина лет сорока, роста невысокого, не сильно широк в плечах, но видно, что жилист и таит в себе изрядную силу. Внешний вид его был весьма странен – высокая шапка из овчины, камзол грязно-серого цвета, какие-то немыслимые черные широкие штаны, нависавшие над сапогами, закрывая все голенища, за спиной – торба, из которой высовывалось нечто гнутое, тщательно замотанное мешковиной. Портрет дополняла окладистая черная борода, густые брови, приплюснутый нос и раскосые глаза.
Закончив благодарить Чудотворца, странный гость Стокгольма, еще раз осмотрелся по сторонам. Его быстрый, цепкий взгляд остановился на Гилберте и Бенгте. И без того узкие глаза превратились в щелочки. Незнакомец чуть поколебался и решительно направился к ним, приняв, очевидно, за береговую стражу.
– Э-э-э, Herr Ritter…, - он обратился к Гилберту, старательно подбирая немецкие слова и безошибочно выделив его, как старшего из двух воинов, - bitte… Черт, забыл, как там дальше…
– Говори по-русски. – Бальфор кивнул ему в ответ.
– Эх, Святая Богоматерь, да ты никак русский понимаешь? – На мгновение глаза незнакомца расширились, сверкнули молнией и опять сузились.
– Понимаю. – Усмехнулся Гилберт.
– Откуда знаешь?
– Подозрительно спросил незнакомец, насупив брови.
– Пожалуй, это я должен вопрошать тебя – откуда, кто, зачем? – Уклонился от ответа Гилберт. Бенгт стоял рядом, не проронив до сих пор ни слова, и с любопытством разглядывал приезжего.
– Да, казак я. С Дона. – Незнакомец развел руками в стороны, изобразив простодушную улыбку. Мол, что скрывать-то? Про меня все должны знать.
– У тебя про то, на челе ничего не прописано. – Ответил Гилберт. Кто такой казак и где такой Дон он не имел ни малейшего понятия.
– Да вот те крест! Не вру! – Казак истово ткнул себя двумя перстами в лоб, в пупок и попеременно коснулся одного и другого плеча. – Вот!
– Что вот? Что крестишься вижу. А дальше?
– Ты не знаешь, кто такие казаки? – Незнакомец изобразил полное недоумение.
– Не знаю. – Пожал плечами Гилберт.
– Эх, ты, а еще рыцарь… - С сожалением произнес приезжий. – Да первые и наиглавнейшие защитники всего мира христианского от басурман поганых, от собак магометанских!
– Магометане далеко на юге воюют, а ты-то, как здесь оказался?
– Меня Болдырем кличут. – Первым делом казак решил представиться. – А тебя как?
– Георгием. По-русски. А здесь зовут Гилбертом. Гилберт Бальфор, капитан гвардии короля Густава.
– Ух, ты! Здорово! В честь святого воина! – Казак все больше нравился Гилберту своей открытостью, почти детской непосредственностью, какой-то знакомой, щемящей широтой души. – А меня по роже Болдырем прозвали. Вишь, - ткнул пальцем в щеку, - морда скуластая, глаза татарские иль калмыцкие. Батька мой из набега в полон жену себе привел. Оттого и я получился раскосый. Но не выкрест, а самый, что ни на есть православный. – Казак еще раз широко перекрестился в доказательство своих слов.
– А как здесь-то, в Швеции оказался? Каким ветром?
– То песня долгая, заунылая. – Махнул рукой Болдырь. – С казаками под Азов ходили. На Туретчину. Да не дошли, в степи с татарвой сшиблись, пятерых положил, сам не уберегся. Ранило. Очнулся уже в полоне басурманском. Думал пришел мой смертный час, ан нет. Выдюжил, раны затянулись, как на собаке. А басурмане только этого и ждали – мой лик Христов опоганили, - Гилберт не сдержался, улыбнулся, уж больно не похож был лицом на образ Спасителя его собеседник, - обрили наголо и на каторгу, на цепь посадили, веслами ворочать. Два года греб, словно окаянный, все высматривал, как сбежать, да горло кому напоследок перерезать. Куда там! Стерегли в оба глаза. Но Пресвятая Богородица набросила таки свой покров, накрыла туманом. Прозевали поганые галеру мальтийскую. А как рыцари по нам из пушек вдарили, да к абордажу изготовились, тут уж я не зевал. Цепь давно подпилена была, разорвал, как веревку, да веслом одному, другому, третьему, пошел крушить басурман. После рыцари к себе взяли. С ними походил по морям, с капитаном Жаком де Валлетом. Славный рыцарь, ведал почем оно лихо, тоже, как и я, в басурманском плену гнил. Да домой тянуло, в степи родные, в травы пряные, в затоны речные, к Дону – батюшке на поклон. С югов не пробраться сквозь моря и проливы турецкие. Мальтийцы совет дали на север идти, до Руси добраться, а там через Русь сподручнее. Так сперва в Генуе оказался, прошел Италию, через горы высокие перемахнул, после по разным германским землям брел, где пешим, где по рекам, грести нанимался, так и до вашего моря северного добрался. В Штральзунде купцы подсказали или через Ливонию сухим путем идти, или кораблем до Стекольны шведской, а там искать попутчиков до Новгорода. Вон, купец сюда плыл, - казак показал за спину, - с ним и договорился.
– Как же ты прошел столько стран? – Вмешался, наконец, в разговор изумленный рассказом казака Бенгт. – Неужто, нигде не задерживали?
– Ха! – Ощерился гость, обнажив два ряда прекрасных крепких зубов. – Еще как цеплялись, да рыцари мальтийские, вот уж христиане истинные, даром, что латиняне, бумагу, самую что ни на есть справную дали. Мол, с полона басурманского освобожденный, и все христиане помогать обязаны. – Казак сунул руку за пазуху, бережно извлек пергаментный свиток с прикрепленной сургучной печатью, протянул Гилберту. – Читай, коль латиницу разумеешь.
Текст, выведенный старательной рукой писца, гласил о том, что «предъявитель сего Болдириус освобожден из турецкого плена усилиями братьев-госпитальеров Ордена Святого Иоанна, Иерусалима, Родоса и Мальты, оказал услуги Ордену и нуждается в защите и покровительстве всех духовных и светских владык христианских государств». И подпись имелась: «Великий Магистр Ордена Иоанн де Омедес. Грамота писана на острове Мальта в год 1545-й от Рождества Христова, октября в 25 день».
– Знатная бумага. – Уважительно заметил Гилберт, возвращая письмо Великого Магистра.
– Что за гость, капитан? – Раздался голос за спиной. Все обернулись. За разговором они и не заметили, как к ним подошел пожилой фогт, отвечавший за береговую охрану в сопровождении двух солдат. Гилберт кивнул ему вместо приветствия. Они знали друг друга в лицо и иногда даже перебрасывались парой ничего не значащих фраз.
– Я проверил. Его бумаги в порядке. – Капитан показал на письмо с Мальты, которое Болдырь еще не успел спрятать.
– Могу лишь поблагодарить, что выполнили мою работу. – Фогт невозмутимо проследовал мимо, направляясь к пришвартовавшемуся кораблю.