Проклятие ульфхеднара
Шрифт:
Асвейг подхватила поводья брошенной скальдом лошади и поспешила вперёд. Проморгавшись от застилающей глаза мороси, остановила своего мерина чуть поодаль, пытаясь отвести взгляд и не в силах это сделать. Лейви обнимал Рагну вовсе никого не стесняясь, и целовал её так жадно, словно только этого всю жизнь и хотел. А та, повиснув у него на шее, совсем не сопротивлялась, только отвечала немного растерянно и нерешительно, будто всё, что происходило, было для нее в новинку.
Наконец оторвавшись от девушки, скальд прижался лбом к её лбу, что-то тихо говоря. Рагна только кивала, улыбалась и гладила его по щекам, перебирала
Ингольв остановил лошадь позади Асвейг, вздохнул протяжно, но вмешиваться ни во что не стал. Только буркнул тихо: “Дурак”. Но не зло, а скорее устало, будто знал, что так в конце концов случится, да только надеялся, что боги уберегут.
Блефиди и Эльдьярн, вовсе не торопясь, нагнали их, когда Лейви повёл девушку навстречу. На её коня, что все эти дни просто оставался привязанным к седлу Ингольва, её усаживать не стали: и так промокла. Асвейг помогла ей переодеться, завернула в сухое покрывало и вновь передала в руки Лейви, а тот усадил девушку к себе в седло, прижал одной рукой по-хозяйски и тронул бока лошади пятками, выезжая вперёд всех.
— Не злись на него, — шепнула Асвейг молчаливо-хмурому Ингольву, который при встрече только скупо поблагодарил фюльгью за помощь.
Тот поджал губы так, что борода встопорщилась, и бросил:
— Не злюсь. Просто… тревожусь.
Несносная погода всю дорогу донимала путников то дождём, что с каждым днём становился всё холоднее, то прошивающим сырую одежду насквозь ветром. Можно было забыть, какого цвета ясное небо над этими тяжёлыми, налитыми влагой, словно коровье вымя, тучами. Прошло ещё два дня в промозглости, когда не осталось сухой одежды и в ботинках едва не хлюпало. А к вечеру третьего дня среди густо растущего, буйно полыхающего желтой листвой леса на обширной прогалине показался небольшой хутор: поместье одальбонда — побольше, а вокруг — несколько владений поскромней. Здесь фьорд снова показывал свою блестящую в окружении скал спину, от него несло совсем уж ледяной прохладой. А может, просто все настолько околели за время пути, что каждый, самый лёгкий ветерок теперь казался едва не шквальным.
Людей на дворе, показалось, и не было совсем. Только когда подъехали ближе к открытым воротам, промелькнула женская фигурка в глубине его. Ингольв спешился и, не встречая никакого сопротивления хоть от какого-нибудь стража, ступил за границу поместья. Пошли за ним и остальные. Асвейг, уже ожидая какой угодно беды в очередном попавшемся на пути доме, внимательно озиралась. Так и верить перестанешь в людское-то гостеприимство. С тех пор, как на землю Гокстада ступила, так всё хозяева то то одного, то другого одаля жизни лишить хотят.
— Есть кто? Эй, хозяева! — зычно гаркнул Лейви. — Примите, что ли, скальда под кров.
Блефиди насмешливо фыркнул, растягивая посиневшие от холода губы в улыбке. Тихо скрипнув, отворилась дверь большого дома и на пороге вырос солидный, почти под высоту проёма, мужчина. Сдвинул косматые светлые брови, оглядывая нежданных гостей, а после отчего-то вздохнул.
— Это ты, что ли, скальдом стал, Ингольв? — он вышел из-под навеса, прикрывая голову краем плаща.
— Да куда мне, — хмыкнул тот, шагая ему навстречу. — Оставаться тебе целым, Кетиль. Вижу, живёшь и разрастаешься.
— И ты будь здоров, — мужчина с интересом оглядел спутников викинга, что молчаливо плелись следом за ним. — Да где ж теперь разрастаться. Были времена благодатные — строил, хозяйство расширял. А теперь выжить бы. Говорят, нынешняя зима будет и вовсе самой паршивой.
Хозяин махнул кому-то, глянув вдаль, и скоро подбежал трелль, приготовившись забирать повод у гостя.
— Будут милостивы боги, переживём, — ингольв кивнул, передавая свою лошадь на поруки раба. — по важному делу я к тебе прибыл, Кетиль. Даже не по одному.
Мужчина понимающе покачал головой. Пришли ещё два раба: видно, все, что сейчас имелись в поместье. Для такого большого хозяйства — совсем немного. Видно, и правда, времена сложные настали. Раз уж и треллей кормить не на что.
— Понимаю. Проходите в дом. Ваши вещи принесут.
Кетиль вернулся под крышу, ёжась от студёных порывов ветра, что то и дело со свистом проносились по двору. Ингольв махнул рукой остальным, призывая идти за ним. И тяжёлое блаженство охватило тело, стоило только ступить в тепло согретых очагом стен. Асвейг потёрла руки, неспешно осматривая просторное жильё с высокими сводами. Устроено здесь всё было проще, чем в доме конунга, но так же добротно и с любовью. Но бросался в глаза недостаток рабочих рук, что могли бы привести всё в надлежащий вид. Недалеко от очага скопилась на полу небольшая лужица, показывая, что именно в этом месте слегка подтекает крыша.
— Проклятые дожди, — словно заметив внимание Асвейг к его жилищу, посетовал Кетиль. — Крыша течёт уж какой день, жду хоть одного сухого, чтобы залатать.
Из душноватого, пахнущего отсыревшими дровами полумрака вышла навстречу Сиглауг, а за тонкой стенкой в стороне женского входа в дом, послышалась тихая возня и хныкание ребёнка. Ингольв так и встал, не сделав и следующие полшага. Асвейг остановилась за его плечом, чувствуя, как будто бы ножом режут и её тоже чужие разодранные ощущения.
— Здравствуй, Сиглауг, — показалось, чуть сдавленно проговорил викинг.
Женщина кивнула, мельком глянув на гостей, что по приглашению хозяина уже расселись по лавкам вблизи огня и начали скидывать сырые плащи, чтобы просушить, пока есть возможность.
— Значит, рассказала тебе Мёрд… — ровно и холодно ответила, сложив руки перед собой.
— Рассказала. Увидеть его хочу.
— Зачем?
Дыхание Ингольва сбилось. Асвейг торопливо схватила его за локоть, предупреждая вспышку гнева и старых обид, что сейчас раскаляли воздух в широкой груди. Он явственно подбирал слова, чтобы не оказаться слишком резким в чужом доме. Чтобы в кои-то веки попросить, а не потребовать.
— Он мой сын. И я хочу увидеть его, — прозвучало с напором и твёрдостью.
Женщина переглянулась с хозяином, но тот вмешиваться не стал: в конце концов, он тому мальчику никто, даже крови общей в них нет. И приютил его в своём доме, взял на воспитание только ради сестры, что поселилась у него после смерти мужа.
— Он всё равно не запомнит тебя, — Сиглауг пожала плечами. — Ты мелькнёшь один раз, а там уйдёшь снова, пропадёшь на зимы. Может, погибнешь где, повинуясь своей неуёмной жажде крови. Зачем пришёл? Разве судьба сына как-то пересечётся с твоей после? Мать нагуляла его. Оставила, чтобы спастись от гнева мужа. Но и она тебе никто. Как и этот ребёнок.