Проклятие Вороньей пустоши
Шрифт:
Уже срывалось дыхание, всхлипы рвались из груди, то и дело мальчик утирал слёзы. Невольные, постыдные для пацана слёзы беспомощности. И зачем его потянуло в этот лес?! Наслушался сказок! Взрослые парни Пустошь отыскать не могли, а тут он – маленький и хромой. Взялся большим ребятам смелость свою доказывать, да не сдюжил. А ну как сейчас из кустов выскочат, на смех его, зарёванного, подымут…
Кусты и, правда, подозрительно зашуршали. Хрустнула сухая ветка. Что-то большое, серое стремительно метнулось в сторону мальчишки, он замер как вкопанный и, подавившись криком, отступил назад. Шаг второй, третий… Запнулся, не
– Ох, Леший, бес окаянный! – вдруг раздался совсем рядом живой человеческий голос. – Почто мальчонку напугал, супостат? – и уже к мальцу, – Не боись уже, хлопчик, Леший не обидит, он только пугать горазд. Да и то не со зла, играется сорванец.
Мальчик, не веря своим ушам, поднял голову. Перед ним стояла женщина по возрасту как мама, с русой косой до пояса, в простой одежде. Не сельчанка, своих Тихон всех знал, да из соседних поселков люди захаживали, многих видел. Она не местная. Вернее… местная, уж больно к месту она здесь, в глухом лесу, в компании серого волка. Неужто баба Яга?! Глупое сердце стукнуло невпопад, зашлось, трусливое, от страха. Кто страшнее? Хищник с клыками в аршин или незнакомая женщина, такая непохожая на деревенских?
Тихон перевёл взгляд на волка. Тот… улыбался, распахнув клыкастую пасть и изо всех сил, совсем по-собачьи, виляя хвостом. И вовсе не аршинные у него клыки, с перепугу Тихону показалось, и сам он не такой огромный, с крупную собаку всего лишь, да и злым вовсе не выглядит, но мальчик нашарил в траве костыль, подтянул его к себе, перехватил поудобнее. Какое-никакое, но всё же оружие, с палкой в руках оно как-то надёжнее.
– А вы кто? – вымолвил мальчик, удивляясь тому, что снова может говорить.
– Я-то? – женщина усмехнулась. – Важно, кто ты. Идём, дождь собирается.
Мальчик с трудом поднялся, посмотрел на волка, затрусившего по лесной дорожке, с удивлением поднял на женщину глаза.
– Да, хромый он, – ответила на невысказанный вопрос она. – В капкан по зиме попал. Там я его и отыскала. Выходила, с рук выкормила. Ты не серчай на него, не злой он. Молодой да любопытный.
Тихону очень хотелось спросить, куда ведёт его женщина, да не отважился, шёл следом, доверившись, куда бы ни привела, всё не блуждать в одиночестве по лесу.
Пошёл дождь. Рубаха вмиг облепила тело, мальчишку трясло от холода. Зубы стучали, но он не жаловался, только раз остановился в изнеможении – отдышаться. Отёр рукавом лицо, засеменил дальше.
Женщина, не оборачиваясь, шла вперёд. Она будто забыла, что за ней, спотыкаясь, оскальзываясь по мокрой земле, спешит мальчишка. Она шла, не замедляя шага, будто и не мешали ей ветви, норовящие хлестнуть по лицу, будто не путались в мокрой траве босые ноги.
Тихон не поспевал, он совсем обессилел, задыхался, хрипел, тяжело опираясь на костыль и с усилием выдирая его из размокшей земли, но страшнее любого лиха – потерять спутницу, остаться
– Тихон! – обернулась женщина, будто внезапно вспомнив о нём. – Не отстал? Пришли почти, сейчас отдохнёшь.
Сил не осталось даже на радость, он, скорее злился на женщину, посулившую скорое окончание пути. Почему она так с ним? Помогла бы, да хоть шла бы потише, уж шибко размашистыми были её шаги. И не говорит ведь, куда ведёт его, знай себе шагает, издевается будто… Вот и имени своего он ей не называл, откуда знает?
Деревья расступились неожиданно. Вот лес стоял – пару шагов и… вырос прямо перед путниками лишённый растительности высоченный холм, даже не холм, гора скорее. Тихон охнул от неожиданности, тихонько заскулил, не понимая, куда и зачем привела его странная женщина. Деревни нет и в помине, даже намёка на близкое жильё нет! Мальчик озирался в растерянности, понимая, что завели его невесть куда, а сил ну совсем не осталось. Хотелось сесть на землю и зареветь в голос. Сдержался.
– Где мы? – шепнул он, шумно втянув воздух. Тошнота подкатывала, боль в ноге становилась нестерпимой, кружилась голова.
– Вы, кажется, это место Вороньей пустошью называете, – усмехнулась спутница Тихона. – Ты разве не сюда стремился попасть?
– А?… – выдохнул мальчик. Он и забыл давно о цели своего похода. – Откуда вы знаете?
– Пошли уж… – улыбнулась она. – После поговорим.
Мальчик покорно кивнул, шагнул вперёд по тропинке, и земля ходуном заходила под ногами. Всё закружилось, сознание ухнуло в тёмную пропасть.
Посторонний звук, прокравшись в сон, нарушил тишину. Звук раздражал, во сне Тихон всё никак не мог найти его источник, никак не мог разобрать природу звука. Вроде писк, нет? Неужели мышь? Да не… Или собака скулит? Точно! Собака. Неужели дворовый Мишка в избу прокрался? И почему кровать такая жёсткая? Никак за столом на лавке заснул, уморился. А душно-то как, будто в бане, и запах незнакомый, пахнет травами скошенными, цветами и чем-то ещё, не разобрать… Тихон беспокойно заворочался на узкой скамье, застонал тихонько, вторя собаке, но не проснулся. Сон держал крепко, будто и не сон это – дурман, вязкий и тягучий – не пробить, не выбраться.
Тихон совсем было прекратил сопротивляться, но новый звук заставил насторожиться. Шаги. Лёгкие, невесомые. Тихий скрип половицы. И голос, чужой, но уже слышимый ранее.
– Ну вот…, скоро отпустит хворь поганая. Слышишь, Леший, проснётся вскорости наш малец, – и холодная ладонь опустилась на пылающий лоб мальчика. – Сдюжит… Упрямый он, до жизни злой. А я уж и не чаяла…
Тихон с трудом разлепил потрескавшиеся губы.
– Где я? – голос был чужим, распухший язык едва ворочался во рту.