Проклятие
Шрифт:
Я, все еще подрагивая от испуга (все-таки, не каждый день к моей голове приставляют оружие), хотела было возразить, что мы с мамой были далеки от того, чтобы называться похожими, но, на всякий случай, решила промолчать. Мало ли, что на уме у этого престарелого чудака, который, в свою очередь, кинув короткий взгляд на поверхность стола, горько ухмыльнулся и произнес:
– Все мы, в той или иной степени, узники поместья… – он вдруг нахмурился и спросил голосом, полным тревоги и раздражения. – Что ты здесь делаешь, Патрисия?
– Мама взяла с меня обещание, что я навещу вас…
– Зачем? Разве она не давала мне клятву, что никогда не расскажет о моем существовании и не позволит тебе оказаться в поместье?
– Мама умерла…
– Оби умерла? – смягчившимся голосом спросил старик и добавил. – Ну что ж… Прими мои соболезнования. Она была хорошей женщиной, хоть и не сдержала обещание.
– Перед самой смертью мама успела рассказать мне о вас, о своей сестре Марте и…
– О Марте? – встревоженно перебил меня старик. – Что именно она успела рассказать тебе обо мне и о Марте?
– Ничего особенного, – немного удивившись внезапному изменению тона мистера Вудварда и пожав плечами, ответила я. – Только то, что после смерти тети вы перестали общаться.
– Именно так все и было, – удовлетворенно кивнул дядюшка и его лицо немного смягчилось.
– Но… Почему?
– Потому что я так решил, – сурово отрезал старик. – Но Оби молодец – вырастила такую красавицу! Не сомневался ни на секунду, что она справится. Жаль только, что ей не удалось сдержать язык за зубами и выполнить обещание до конца… Подумать только, оставалось продержаться лишь пару минут, но женская натура взяла, все же, верх. Очередное подтверждение тому, что со слабым полом нельзя иметь серьезных дел… Со времен Грехопадения не изменилось, ровным счетом, ничего.
С досадой сунув револьвер в карман старательно выглаженных брюк, старик развернулся и быстрыми шагами направился к выходу из комнаты, а я поспешила за ним.
– Вы не имеете права говорить о моей покойной маме таким тоном! – возмущенно произнесла я, набравшись храбрости и понимая, что у старика нет цели прикончить меня. – Она была очень хорошей, и ее утрата стала для меня настоящим горем, с которым мне до сих пор очень сложно мириться…
Не ответив, старик быстрым шагом спустился на первый этаж и направился через центральный зал куда-то в сторону. Я, семеня следом и стараясь не отставать ни на шаг, видела только его седой затылок, но чутье подсказывало мне, что дядюшка очень сильно волнуется и с трудом сдерживает эмоции.
И вдруг…
Мой взгляд совершенно случайно встретился с очередным портретом, на котором была изображена…
– Кто это? – вырвался изо рта громкий, почти отчаянный вопль, а потом у меня захватило дух, потому что с портрета на меня смотрела та самая молодая женщина, завернутая в лохмотья, которая выходила ко мне из темноты склепа в моих снах. Несмотря на то, что вместо обносков на ней было платье, а вместо пустых черных глазниц прекрасные ярко-синие глаза, я сразу же узнала ее. Пытаясь убедить себя в том, что мне это кажется, я, потрясенная до мозга костей, застыла на месте и крепко зажмурилась, а когда распахнула веки, то с ужасом поняла, что не ошибаюсь.
«Спокойствие, Патрисия, только спокойствие, – не в силах отвести глаза от портрета, подумала я. – Это всего лишь совпадение… На свете бывают похожие друг на друга посторонние люди… Банальное совпадение, которое случается один раз из миллиона… Или чья-то глупая шутка…»
Старик, который уже успел удалиться от меня на приличное расстояние, резко обернулся, а потом вздохнул, медленным шагом вернулся ко мне и, встав рядом и подняв к портрету свое грустное морщинистое лицо, печальным голосом произнес:
– Это моя мать – Гвенет Вудвард. Я никогда не видел ее, потому что она умерла в результате несчастного случая, когда мне было чуть больше двух лет.
– Господи, как… – зачарованным голосом пролепетала я сквозь сжатое изумлением горло и замолчала, а перед глазами возникла медная табличка, расположенная под гробом, на которой была выгравирована надпись – «Гвенет Вудвард. 1921 – 1946». Поверьте, когда видишь перед собой портрет незнакомой женщины, которая пугает тебя в кошмарах, можно сойти с ума от непонимания происходящего.
Старик очень странно посмотрел на меня, как будто усиленно думал о чем-то, а потом с подозрением спросил:
– А что? Что тебя удивляет в этом портрете? Почему ты так сильно побледнела?
– Я… – начала было я и снова запнулась, понимая, что пока лучше держать язык за зубами и не разъяснять незнакомому человеку то, что со стороны может показаться бредом шизофреника. – Гм… Ничего особенного… Я просто… – я продолжала неотрывно смотреть на портрет, пытаясь придумать, что бы такое соврать, а потом выпалила. – Какая она красивая… Словно царица…
Старик снова с подозрением посмотрел на меня, а потом буркнул:
– Это неудивительно. Все наши женщины были красивыми и достойными членами семьи.
После этих слов он резко развернулся и стремительным шагом направился куда-то, а я, постоянно оглядываясь на портрет Гвенет Вудвард, снова поспешила за ним. Оказавшись в кабинете, старик, достав из кармана револьвер и небрежно бросив его в верхний ящик стола, подошел к бару, достал из него начатую бутылку бурбона и пару широких стаканов, после чего плюхнулся на старинный, но роскошный диван, обитый шелком, а потом жестом пригласил меня сесть рядом. Я, все еще находясь под впечатлением от портрета матери дядюшки Алестера, примостилась на самый краешек дивана и с изумлением огляделась по сторонам. Красивый кабинет в старинном стиле, уставленный высокими книжными шкафами со стеклянными дверьми. А та стена, возле которой находился диван, особенно поразила меня, так как была увешана множеством экземпляров самого разнообразного оружия: мушкеты, луки, копья, ножи и все в этом духе.
Наполнив дрожащей рукой оба стакана и отставив бутылку в сторону, мистер Вудвард неспешно взял один и протянул мне другой, но я лишь отрицательно покачала головой:
– Спасибо, сэр, я не пью крепкие спиртные напитки.
– Зря, – покачал он головой, но не стал настаивать. – Порой выпивка очень неплохо выручает. Первый раз в жизни я попробовал бурбон в этом же самом кабинете, на этом же самом диване, только вместо тебя напротив сидел мой отец. Он-то и предложил выпить. Становится смешно, когда я вспоминаю, какой гадостью мне показался в те годы один из самых выдержанных бурбонов в мире… Видимо, человек, все же, не рождается с природной тягой к спиртному… Подумать только, мне было пятнадцать лет, а я до сих пор помню тот грустный день в мельчайших подробностях, словно он закончился только вчера…