Проклятие
Шрифт:
– Это не безумие, Патрисия… – с трудом разобрала я сквозь хрип. – Ты должна покинуть поместье, иначе пропадешь…
Хрип прекратился также внезапно, как и начался, и тело дядюшки, вмиг потяжелев, расслабилось и обмякло. Случилось неотвратимое. Осторожно выпустив голову мистера Вудварда из рук, я заглянула в широко открытые голубые глаза, наполненные отчаянием, обреченностью и мутью смерти, но, чтобы быть уверенной до конца, положила два пальца на его все еще теплую шею, убедившись в том, что пульс не прощупывался.
Он умер.
Мне, как врачу, не впервой видеть перед собой покойника, но…
Только не сейчас.
Только не при таких
Что за несусветный бред он нес перед смертью?
Я снова посмотрела на его сухое благородное лицо и закрыла пальцами лишенные жизни глаза. Что-то подсказывало мне, что он не был тем грубияном, каким отчаянно пытался показаться мне, лишь бы только я поскорее убралась из поместья. Подобрав валявшийся неподалеку мобильник и, ткнув пальцем в экран, я посмотрела на время, после чего почувствовала на спине легкий холодок.
Двадцать часов сорок пять минут.
Без четверти девять.
Ровно столько же, сколько показывали застывшие стрелки напольных часов, молчаливо стоящих в центральном зале.
2. Рассказ Оби
(16 июня 1987 года)
Переступив порог особняка через заднюю дверь, я остановилась в центральном зале и, нежно прижимая к груди дремлющую Патрисию, огляделась по сторонам. Мой взгляд упал на старинные напольные часы с застывшим на них когда-то временем – без четверти девять – и из груди вырвался горький протяжный вздох, полный скорби и печали.
По случайности Марта умерла ровно без четверти девять вечера. Разумеется, в подобном совпадении нет ничего необычного, думала я. У нее был один шанс из миллиона умереть именно без четверти девять, и он ей выпал. Марта всегда была очень удачливой, но никогда не гналась за фортуной в поисках наживы, а была счастлива и довольствовалась тем, что есть: любящим и любимым мужем, дочерью, домашними хлопотами и мной. Я очень любила свою старшую сестру, но теперь ее не стало.
Она умерла.
Впервые в жизни особняк показался огромной пастью какого-то жестокого чудовища, которое решило поглотить все следы счастья и радости, царившие до этого в мире, точно так же, как менее получаса назад семейная усыпальница Вудвардов – мавзолей с высокой треугольной крышей, располагавшийся за дубовой рощей поглотил навсегда тело Марты. Кому вообще пришла в голову мысль сносить тела усопших членов семьи в мавзолей, а не предавать их земле? Что за странная традиция, совсем не характерная для северо-восточных штатов, которые всегда населялись преимущественно англичанами? Впрочем, в династии Вудвардов это была не единственная странность… Откуда взялась мода вешать здесь же, в центральном зале, свои портреты, написанные маслом и стоящие немалых денег? Для чего? Потешить самолюбие или попытаться увековечить себя, став, тем самым, частичкой американской истории? Одному Богу известно. Я знала только то, что традициям Вудвардов уже много-много лет и они не меняются со временем. Вот теперь Марта, как полноправный член династии, заняла свое место в тот мрачном, молчаливом строении, а ее портрет, написанный в первый год совместной жизни с Алестером, беспечно висел на стене, не подозревая о том, что его хозяйка уже не живет в этом доме. Отыскав глазами полотно с изображением сестры, я горько вздохнула и посильнее прижала к себе Патрисию. Мне до сих пор не верилось в то, что моя старшая сестра покинула этот мир. Так быстро и так внезапно…
Все началось сразу после рождения дочери, которую они с Алестером так долго ждали.
Алестер, проводив до ворот священника и похоронную команду, вернулся через парадную дверь и плюхнулся в кресло, кинув на меня короткий скорбный и беспомощный взгляд. Не помню, чтобы когда-нибудь видела его таким растерянным. Он не просто любил Марту, а боготворил ее. Она была его музой, его вдохновением, его лучшим другом. Несмотря на всю свою внешнюю строгость, Алестер не чаял в моей сестре души и все, что делал, он делал только лишь для нее и во славу ее. Я знала это наверняка.
– Произошло ужасное недоразумение, – мрачно произнес он, прервав молчание. – Марта не умерла… Это просто летаргический сон или ошибка доктора Брилля… Тем более, что он уже ошибался когда-то, ровно двадцать восемь лет назад…
– Алестер, прошу тебя… – я села в кресло напротив и, легонько покачивая малышку, беззвучно разрыдалась.
– О, господи, кого я пытаюсь обмануть… – Алестер закрыл лицо руками. – Моя любимая Марта, моя милая девочка, мое счастье…
Слушая его, я зарыдала еще сильнее, позабыв о том, что могу потревожить сон Патрисии.
– Это моя вина… – повторял он через ладони. – Только я виноват в том, что случилось…
– Не кори себя понапрасну, Алестер, – пыталась успокоить я его сквозь бесконечные всхлипы и слезы, которые бурным потоком потекли по моему распухшему лицу. – Ты ни в чем не виноват…
– Виноват… – упрямо повторял он. – Я был слеп, глуп и равнодушен… Я не обращал внимания на то, что происходит вокруг…
– Алестер, прошу тебя…
– Ты ничего не знаешь! – почти крикнул он. – Ты ничего не знаешь!
– Что? Что я не знаю?
Прежде чем он успел ответить, Патрисия проснулась и громко захныкала, извиваясь в моих руках, словно тоже где-то в глубине души осознала то, что осталась сироткой, у которой никогда в жизни больше не будет мамы. Вскочив на ноги, я начала успокаивать ее, нежно прижимая к груди и напевая в крошечное ушко колыбельную. Девочка замолчала и удовлетворенно засопела, снова прикрыв глазки и уткнувшись лобиком в мое плечо.
– Господи… – снова услышала я горький голос Алестера. – Я не хочу жить… Для чего мне теперь все это…
– Ты с ума сошел, – с тревогой прошептала я, стараясь не разбудить малышку во второй раз. – У тебя есть дочь и она нуждается в тебе!
– Она нуждается в матери, которую я не смог уберечь от несчастья, – прошептал Алестер и на его глазах опять выступили слезы. – Как я объясню ей то, что не позаботился о Марте должным образом?
– Не говори так! – возразила я. – Ты был прекрасным мужем моей сестре и, я уверена, станешь заботливым отцом для Патрисии, а я буду приезжать как можно чаще и помогать тебе растить ее.
– Тебе не дано иметь собственных детей, Оби, – ни с того, ни с сего вдруг задумчиво произнес Алестер и пристально поглядел мне прямо в глаза.
– Алестер, я…
– Не оправдывайся. Я знаю твою тайну. Марта рассказывала мне.
– Алестер, разве сейчас самое время говорить об этом? – взмолилась я, чувствуя, что снова могу разрыдаться. – Я совершила ошибку, Господь наказал меня за нее и…
– Возьми ее, – не спуская с меня тяжелого взгляда, мрачно произнес Алестер.
– Что ты имеешь ввиду?