Проклятые вечностью
Шрифт:
– Этого ты хочешь? Закончить все сейчас, не давая даже шанса на будущее? – прошипела Селин, глаза которой вспыхнули синим огнем.
– Селин, – устало потирая переносицу, произнес он. Господи, как объяснить женщине то, что ему нужно чуть больше времени? У него не было лишней минуты даже на сон и на еду, а она хотела, чтобы он разобрался в собственных чувствах. Боже, сейчас он всего лишь человек и хочет немного отдохнуть. И почему в своем гневе все женщины превращаются в демонов преисподней, додумывая за тебя то, что ты еще не успел сказать.
– Я думаю, что тебе лучше уйти! – отворачиваясь к окну, проговорила она.
– Это моя комната! – с легкой улыбкой произнес
Кабинет встретил его притушенным пламенем, едва освещавшим огромное помещение. Сквозь сомкнутые портьеры едва проникал солнечный свет, создавая вокруг таинственную атмосферу. Пододвинув к креслу небольшой пуф, охотник блаженно откинулся на мягкие подушки, закрывая глаза.
– О, женщина, имя тебе «коварство»! – раздался знакомый голос подле него. Охотник открыл глаза и только сейчас, в дальнем углу, заметил графа, потягивающего бурбон. – Бог наделил ангельски привлекательную девушку дьявольским характером? – ехидно усмехнулся вампир.
– Селин…
– О, не бери в голову, – Владислав небрежно его перебил. – Господь сотворил женщин для того, чтобы они перечили нам.
– Философия жизни? – горько усмехнулся охотник.
– Скорее алкоголь! Присоединяйся, – он указал на второй бокал, в котором уже плескалась янтарная жидкость. Залпом осушив его, Ван Хелсинг наполнил еще один. – Знаешь, чем прекрасен бурбон, Гэбриэл? – невозмутимо продолжил Дракула, будто только и ждал слушателя. – Тем, что он гасит огонь в наших душах, топит горечь отчаяния. Когда люди пьют вместе, они усиливают то общее, что их связывает. Так и с нами, только нас связывает нечто большее, чем любовь к хорошим напиткам: общая ненависть и война и, разумеется, женщины, а бурбон – это отдушина, преображающая нашу ночь. Он примиряет нас с собой и дает силы жить и надеяться. Мы испытываем радость, заново узнавая друг друга и примиряясь с собственными демонами. Пить по другой причине, как по мне, просто глупо. А одиночные возлияния, вообще, сравнимы с изменой отечеству. Кто пьет один, чокается с Люцифером, а я итак отдал ему все, чем обладал. Так что я рад твоему приходу, – Владислав поднял бокал.
Искусство распития горячительных напитков граф усвоил еще в смертной жизни. Притворяться подшофе, чтобы узнать желаемое – трюк простой и действенный. Через три бокала они смогли прийти к соглашению, но вот искренней беседы у них не получалось. Пустяковый разговор сменился тишиной, ставшей предвестницей напряженного молчания. Прочесть мысли Ван Хелсинга у Дракулы не получалось, годы охоты научили первого защите от ментальных атак, которая не слабела даже под натиском алкоголя, а приподнять завесу тайн, которые с каждым днем тяготили его все больше, по собственной воле охотник не желал.
– Я думал, что вампиры не могут употреблять человеческую пищу, – произнес охотник, наблюдая за тем, как Владислав осушил еще один стакан. – Когда Селин попробовала абсент, она едва смогла оставаться в сознании.
– О, Гэбриэл, ты как обычно забываешь, что я особенный, – при этих словах граф ему подмигнул, причмокнув губами. – Те, кого к жизни возвращает Дьявол, как правило, не умирают от алкогольного отравления. К таким вещам у нас иммунитет врожденный.
– Опьянение тебе не грозит?
– Как и похмелье! – усмехнулся вампир, а потом более серьезно добавил. – Знаешь, Гэбриэл, командуя армией, я усвоил одну истину: успех вылазки небольшого отряда
– Смею заверить тебя, что я не главная твоя проблема, – фыркнул он.
– С Анной мы уже переговорили, – отвечая на его выпад, произнес Владислав. – Уверяю тебя, она пойдет с нами до конца и не подведет в решающий момент.
– Судя потому, что ты вынужден спать на кушетке в кабинете, договориться у вас не получилось, – с ехидной ухмылкой произнес Гэбриэл.
– Следи за языком, – сверкнув глазами, произнес граф. — Ты…
– Я видел ее, – оборвал его охотник, решившись поделиться своими терзаниями. За последнее время все они укрепились в привычке перебивать друг друга. Одни могли сочти это за признак глубокого неуважения, но истинная причина скорее крылась в том, что испытания сблизили этот квартет настолько, что они научились понимать друг друга с полуслова.
При этих словах и без того бледная кожа графа стала белоснежной, а привычную ухмылку с губ стерла истинная обеспокоенность.
– Кого? – пытаясь развеять сомнения, произнес он, не желая верить собственным догадкам.
– Изабеллу, – пояснил охотник.
– Быть не может, – прошептал он, нахмурив брови, между которыми образовалась глубокая морщинка. – Она не могла попасть туда… не могла.
– Точнее не Изабеллу, а тот образ, что сохранила моя память. Она такая же, как в момент похорон. Это было последним испытанием в зале иллюзий. Демоница создала вокруг меня такой мир, который не хотелось покидать. Самое правдоподобное видение из всех, что мне приходилось видеть.
– Но все же, ты его покинул!
– Я убил демона, посягнувшего на ее образ, священным ятаганом, но покоя меня лишает другое. С тех пор как мы вернулись, я неустанно слышу голос Изабеллы – настоящей Изабеллы. Она будто взывает к нам, предостерегает от грядущего, твердит о том, чтоб мы оставили это безумие. Может ты и был прав изначально? Может зря мы все это затеяли?
– Разумеется, я был прав, но после того, через что мы прошли поздно отступать назад, – усмехнулся он. – Дань уплачена, души растерзаны. Мы пересекли черту, остается только идти вперед. Что до остального – это лишь иллюзия, обман разума, пытающегося найти укрытие в счастливой памяти о минувшем. К тебе взывает собственный голос. Вопрос в другом: почему твое сознание говорит с тобой голосом Изабеллы?
– А вот это уже не твое дело! – прошипел охотник.
– Гэбриэл, мы никогда не станем друзьями, но, уважая светлую память сестры, я дам тебе совет, которому последовал сам: отпусти ее. Она умерла, а смерть нельзя обратить вспять. Четыреста лет ее призрак довлел над нами, заставляя заново переживать то, что следовало со временем предать забвению. Позволь ее душе упокоиться в мире, оставь прошлое в прошлом.
Граф пытался дать Ван Хелсингу совет, который дал сам себе. Не всегда получалось ему следовать, потому что пробуждающийся в душе гнев, зачастую поднимал со дна памяти былые обиды столетней давности, а вслед за ними шли воспоминания, от которых нельзя было просто отмахнуться, но он дал себе зарок при входе в Чистилище и изо всех сил старался его исполнить. Хотя одного взгляда на охотника было достаточно, чтобы огонь предательства друга вновь начал жечь его сердце.