Проклятые вечностью
Шрифт:
Сложив огромный костер из лавровых и тисовых ветвей в самом центре поляны, они разожгли огонь. Пламя быстро пожрало сухое дерево, выплевывая в небо клубы едкого серого дыма и распространяя вокруг приятный пряный аромат лавра. По мере того, как костер разгорался, языки пламени золотистым сиянием заполнили собой чуть ли не все небеса, отбрасывая угрожающие тени на окружившие их деревья и обдавая их нестерпимым жаром.
Дракула посмотрел на темное небо, на звезды и убывающую луну, которые периодически застилал несущийся ввысь дым. Любой магический ритуал забирал у проводившего его немало жизненных сил, а порой и более весомую дань, цена которой была непомерна, а потому вампир выжидал, будто испрашивая позволения
Ухватив ятаган за рукоять, вампир погрузил его в золотисто-красное пламя, несколько раз прочитав заклинание на языке Еноха. Сакральные символы на клинке в мгновение ока вспыхнули голубым сиянием, высекая десятки искр. Произносить слова на канувшем в Лету языке было невероятно сложно, но дело было не только в самой стилистике речи, каждый круг заклинаний требовал от произносившего все больше жизненных сил. Через несколько минут граф почувствовал мучительную слабость, ноги в коленях начали дрожать, а рука едва могла поднять ятаган. Повелительным жестом остановив охотника, кинувшегося его поддержать, вампир произнес уже на родном языке:
– Именем света и тьмы, породивших жизнь; властью четырех стихий мироздания, я призываю силы природы: явитесь и наделите силой это лезвие, сотворенное в согласии с древним Знанием. Наделите силой мое заклятие, дабы это оружие, на котором вырезаны руны огня, обрело могущество вселять ужас в сердца всех падших и мятежных, не повинующихся моим приказам, и помогло мне сохранить гармонию добра и зла на чаше весов судьбы. Пусть в решающий момент земля не уйдет у меня из под ног, огонь осветит мой путь, вода очистит мою душу, воздух наполнит мои крылья. Да будет так! – не отводя взгляда от всепоглощающего огня, мужчина подошел к своим товарищам.
– Что теперь? – проговорил охотник.
– Нужно ждать, – отозвался граф. – Если пламя посинеет, это знак того, что духи подчинились моим требованиям.
– А если оно нет? – произнесла Селин.
– Поверь, лучше тебе не знать!
Через несколько минут огонь из оранжево-желтого сделался бело-синим, тогда Владислав погрузил лезвие в подготовленную Карлом смесь морской воды и петушиной желчи, после чего плеснул в огонь немного собственной крови, как жертвоприношение призванным духам, а затем произнес:
– Именем владыки небесных сфер и властителя преисподней, я отпускаю вас; возвращайтесь в Пустоту, где царит Хаос, и не возвращайтесь до тех пор, пока вас не призовут снова. Прочертив над огнем никому не известный символ, граф затушил костер морской водой, обернув ятаган лоскутом черного шелка.
– Все кончилось? – произнесла Анна, подходя к нему.
– Все только началось, – усмехнулся мужчина, опираясь на нее. – Нужно возвращаться в замок. Следующей ночью мы выезжаем в Бухарест.
Окинув прощальным взглядом поляну, они медленно побрели по припорошенной снегом тропе. Погруженный в сон лес обещал сохранить в тайне произошедший ночью древний ритуал. Лишь память присутствующих навсегда сохранит в душах это завораживающее и одновременно пугающее зрелище призыва неведомых сил.
– Должен заметить, очень странный ритуал, – проговорил послушник, не в силах сдержать своего любопытства. – Никогда не слышал о том, чтобы черная магия вершилась именем Господа.
– Это не черная магия, – возразил вампир. – Она древняя и очень сильная. В ее основе лежат силы природы,
– Но это ведь хороший знак? – оживился послушник.
– Не обольщайся, – усмехнулся граф, – на этом их поддержка закончится, и всю грязную работу придется делать нам.
Остаток пути они проделали в молчании, и каждый думал о своем, пытаясь представить картины, ожидавшие их в столице. От одной мысли о встрече с Мираксисом, у них по спине пробегал неприятный холодок. К тому времени, когда из-за деревьев начал вырисовываться мрачный силуэт родового замка, уже начало светать. Солнечный диск, разгораясь, налился свежей горячей кровью и окрасил перистые хлопья облаков и туго натянутый небесный шелк багровым цветом, медленно поднимаясь из-за горных вершин, заставляя крыши домов пылать огнем, а вампиров ускорить шаг, чтобы избежать палящих лучей холодного зимнего светила. На западе же, над нетронутыми человеком рощами вековых сосен, небо, еще не успевшее сменить свою бездонную синеву на розоватую гладь, по-прежнему сияло десятками поблекших звезд, среди которых был криво подвешенный блеклый и словно бы выцветший серп луны, желавшей хоть ненадолго встретиться со своим возлюбленным Солнцем, с которым она была разлучена, не имея возможности воссоединиться.
– «Таков был закон природы – закон гармонии», – с горечью думала Селин, глядя на небеса. Для нее этот рассвет был символом обреченности, порожденной неизбежностью. Они с Гэбриэлом были созданиями, порожденными враждующими мирами: добром и злом, светом и тьмой, льдом и пламенем. Они были земным воплощением небесных светил: Солнцем и Луной. Влюбленные друг в друга, вынужденные делить одни небеса, бредущие одной тропой, но волею высших сил разлученные бесконечностью, они были вынуждены на мгновения встречаться в часы восхода и заката, коротая вечность в одиночестве. И пока стоит этот мир не дано им воссоединиться, ибо день и ночь разделяют их.
========== Воин Бога ==========
Путь до столицы прошел на удивление спокойно. Зная скорбную участь, постигшую селения, гнездившиеся вдоль дороги, они решили ехать, не останавливаясь, из окна кареты наблюдая за картиной разрушения, постигшей деревеньки. Если сначала Мираксис проходил по земле, собирая кровавую жатву, то в дальнейшем он, подобно урагану, сметал все, что попадалось у него на пути. Таких разрушений не оставляла после себя даже война.
Казалось, что вся местность по дороге к Бухаресту превратилась в выжженную безжизненную пустошь, по которой проехали всадники Апокалипсиса. Вырванные с корнем деревья; как ураганом сметенные крыши, унесенные в поля; чернеющие, будто от поцелуев огня, остовы домов; разрушенные церкви и растерзанные тела, которые еще не успели захоронить. Не в силах выдержать этого ужаса, Анна задернула шторку кареты, погрузившись в молчаливую молитву, которую никто не осмеливался нарушить.
При подъезде к городу пейзаж изменился. Здесь не было и следа смерти и разрушений, которые посеял Мираксис в окрестных землях. Бухарест встретил их во всей своей красе: окруженный крепостной стеной, он возвышался на семи холмах, подобно Древнему Риму. Из-за городских стен выглядывали многочисленные маковки церквей, дворцовые купола, крепостные шпили. Огромные особняки, стоявшие вдоль широких проспектов, поражали своей роскошью, сады – масштабами, освещенные масляными лампами мощеные улочки – шириной.