Проклятые вечностью
Шрифт:
Веками он находился на самой вершине власти, с которой был сброшен с таким грохотом, что содрогнулись оба мира, но именно это падение позволило ему понять истину, в которой раньше вампир себе отказывал. Он знал, что все это время его окружали лжецы и лицемеры, но только сейчас, после четырех сот лет сна, в его душе вновь пробудилось чувство настоящей дружбы, ибо у победителя было много друзей, и лишь у потерпевшего поражение они были истинными. Анна, Селин, даже Гэбриэл… почему-то в его душе укрепилась некая уверенность в том, что, раскаявшись в содеянном, на этот раз охотник пройдет с ним путь до конца. Принцесса была права: стоило предать былое прощению — и дышать стало легче.
Однако
— Что ж, выходит, пойдем одной тропой…
— До самого конца, — поддержала Анна, грациозно вложив свою руку в его ладонь. Кто бы сказал ему несколько месяцев назад, что принцесса скажет ему нечто подобное – от души посмеялся бы.
Когда они спустились в гостиную, Ван Хелсинг уже ждал их, устроившись в кресле. Кого-кого, а увидеть его во фраке, принцесса никак не ожидала. Девушка даже поразилась тому, сколь сильно его изменил классический костюм, сделавший из охотника на нечисть изысканного лондонского франта. Его гладковыбритое лицо выглядело по-аристократически возвышенным, густые светло-каштановые волосы были зачесаны назад и слегка тронуты невидимыми заколками. Накрахмаленные манжеты с рубиновыми запонками слегка выглядывали из-под фрака, а в лацкане сверкал масонский знак — дань моде, не более того. Черный плащ, перекинутый через руку, придавал его облику некую небрежную дерзость, что делало его еще более притягательным.
— Что ж, осталось дождаться только одну участницу нашей вылазки, — проговорил вампир.
— А вот и она, — отозвалась Анна, поднимая глаза на вершину лестницы. Вослед ей то же сделали и мужчины. В этот миг у Ван Хелсинга даже перехватило дыхание, а сожаления о собственных словах закрались в сердце. В очередной раз он пожалел о своем решении; о том, что не мог сам себе дать хорошую оплеуху, чтобы прекратить свои бессмысленные метания, от которых становился противен сам себе. Женщины: сколь коварна была их красота, сколь притягательна душевная сила.
В платье из белого атласа с синим шлейфом, струящимся по полу, она выглядела, как древняя богиня, сошедшая со своего небесного пьедестала. Лента в тон опоясывала ее талию, обращаясь на спине огромным бантом, скрепленным брошью. Волосы она уложила в высокую прическу, сквозь которую пропустили бело-синие ленты, придающие образу большую элегантность и невинность. Но истинным украшением для нее стало сверкающее на белоснежном атласе ожерелье ослепительного, в три ряда, жемчуга с золотым отливом. Лучшего украшения для нее нельзя было и придумать. Длинные перчатки, поверх которых были надеты браслеты, будто переливались в свете свечей, точно так же, как переливались глаза девушки, выдававшие ее напряжение, становясь то темно-синими, то небесно-голубыми. Хоть подобные приемы были для Селин привычнее, чем для Анны, от одной мысли о том, что весь вечер ей придется держаться подле охотника, было достаточно, чтобы вызвать в ее сердце целую бурю эмоций. Вся душевная борьба предыдущих дней сошла на «нет», отступая под натиском чувств.
— Графиня, — произнес вампир, напоминая им о том, что на этот вечер они точно так же выходят на сцену, отыгрывая до конца свои роли, — Вы просто обворожительны! — запечатлев скользящий поцелуй на ее руке, произнес Дракула, подводя девушку к ее новоявленному «супругу».
Охотник подал ей руку, поспешно уведя взгляд в сторону.
— Ты прекрасна, — чинно произнес он, следуя за графом и Анной, которые уже садились в карету. Селин, памятуя их последний разговор, предпочла оставить этот комплимент без внимания.
Карета медленно застучала по мостовой, оставив позади огромный особняк, теряясь в лабиринте узких улочек, освещенных масляными лампами. Карл, которому на этот вечер пришлось примерить на себя роль возницы, погонял лошадей, поглядывая по сторонам. То тут, то там ему мерещились пугающие тени, в лице каждого прохожего виделось столь ненавистное и устрашающее лицо Мираксиса. Проехав по набережной, они свернули к историческому центру, где огромной громадой возвышался Румынский Атенеум.
Эта массивная постройка, издали напоминавшая древнегреческий храм, была настоящим образчиком высокого архитектурного стиля. Увенчанная стеклянным куполом громада с бронзовой статуями муз по всему периметру, обладала искусным декорированием и великолепными романтическими барельефами, которые придавали всему образу здания особое очарование. Непосредственно перед театром раскинулся прекрасный парк, окруживший дорогу. Даже сейчас, укрытый толстым слоем снега, он выглядел внушительно. Потерявшие листву деревья, простирали свои ветви к небесам, вдоль всего пути стояли погруженные в зимний сон мраморные изваяния, а подле дорожек, разгоняя непроглядный мрак, сверкали десятки фонарей, создавая поистине волшебную атмосферу.
В здание Атенеума пускали только по приглашениям. Швейцар, встретивший их у входа, внимательно изучил пригласительную карточку, прежде чем распахнуть пред ними арочные двери, украшенные цветными витражами.
— Герцог, — приторно проговорил он, улыбнувшись Ван Хелсингу. Действительно громкий титул мог провести куда угодно. — Граф, — слегка наклонив корпус, добавил мужчина.
Шел снег, но у самого входа вампир сумел различить сморщенную афишу дебютного представления. На ней, облаченный в плащ, напоминающий распахнутые крылья летучих мышей, красовался мужчина, вонзивший белоснежные клыки в шею своей возлюбленной.
— «Будто переживаю собственную жизнь со стороны!» — подумал граф, переступая порог. — Опера обещает быть интересной! — уже вслух добавил он.
Вместе с ними в фойе вошли многочисленные парочки, жмущиеся друг другу, пытаясь отогреться. Острым взглядом Дракула приметил, что не только люди, но и вампиры приглашены на это празднество. Зайдя в Атенеум, они сразу очутились в самой гуще светской болтовни. Кокетливые аристократки, невесть зачем взявшие с собой шикарные веера, во весь голос обсуждали эту авангардную постановку. У заключенных в золоченые рамы зеркал толпились десятки жеманниц, поправлявших широкие поля шляп, заново укладывая влажные локоны, потрепанные непогодой.
Толпа теснила их со всех сторон, поэтому, чтобы избежать давки, граф прижал Анну к стене, оглядывая коридор, наполненный густым, тягучим ароматом духов, табака и морозной свежести, врывающейся вместе с ветром. Среди этой толчеи у них почти не осталось времени на то, чтобы осмотреть внутреннее убранство театра, а полюбоваться было чем.
Оформление Атенеума внутри было не менее грандиозным и величественным, чем снаружи: изысканные балконы, спиральные лестницы, декоративные витые решетки, лепнина и фрески на потолке, цветочный орнамент которых был покрыт слоем золота – убранство достойное самого короля. На потолке в центре огромного расписного плафона в стиле эпохи Возрождения, сияла огромная хрустальная люстра, играя всеми цветами радуги. Глядя на всю эту роскошь, Селин мысленно прикинула, насколько баснословную сумму Мираксис вложил в собственный триумф.