Проклятые вечностью

Dragoste

— О каких девушках ты сейчас говоришь?

— Маришка, Алира, я сама, в конце концов. Да и остальные женщины тоже. Я думаю, за четыреста лет немало сердец разбилось у твоих ног.

— Между любовью и обычным желанием есть очень тонкая, но ощутимая грань! При жизни у Маришки сердце было слишком большое, войти в него мог каждый, у Алиры его вовсе не было, но смерть их уравняла, оставив в душах лишь беспрекословное обожание к вампиру, породившему их. То же самое произошло и с Вероной. Что касается тебя… то я вовсе не уверен, что играю с твоим сердцем… эти времена остались в прошлом, которое я хотел бы предать забвению, но увы… это не в моей власти.

Ее глаза, закрытые пеленой слез, буквально светились во мраке,

а слегка приоткрытые чувственные уста разжигали в душе вампира вполне отчетливое желание сорвать с них заветный поцелуй. Слегка притянув девушку к себе, граф провел рукой по нежной шее, зарывая пальцы в копне темных волос. Анна издала едва уловимый стон, который тут же утонул в окружившим их мраке. Его губы прижались к ее губам, и она сдалась без боя, слишком ослабев для сопротивления. Она не могла найти в себе силы даже на то, чтобы повернуть голову, а спустя мгновение поняла, что и не желает этого делать, напротив — она хочет, чтобы этот момент продолжался. Почувствовав холодную ладонь у себя на талии, девушка содрогнулась, потому как от этих уверенных прикосновений, ее начинала страшить сила Дракулы, так отчетливо выделявшаяся на фоне ее слабости. Сейчас она напоминала податливый воск в его руках. Что он сейчас с ней сделает? Собственно, какая разница? Сейчас она готова была принять всё, лишь бы он никогда ее не отпускал! Лишь бы это упоительное мгновение не заканчивалось! Лишь бы не возвращаться в пугающую реальность, где они, подобно животным, были заперты в серебряной клетке. Когда их пальцы сплелись и Дракула сильнее обхватил девушку, она, болезненно застонав, напряглась как натянутая тетива.

— Покажи руки…

— Нечего страшного. Они скоро затянутся!

Граф в повелительном жесте вытянул ладонь, и Анне не оставалось ничего, кроме как вложить в нее свои израненные руки. Шипы от серебряной решетки до мяса разодрали кожу, а кровь никак не желала сворачиваться, хотя прошло уже достаточно времени.

— Они не заживут. Во всяком случае, не так скоро. Для быстрой регенерации вампиры в первые годы своей жизни должны потреблять много крови, — усаживая девушку на скамью, проговорил граф, поднеся запястье к своим губам. Несколько капель его крови скатились на открытую рану, и принцесса почувствовала едва уловимое жжение, но в ту же секунду кровоточащие ожоги начали затягиваться тонким слоем кожи, даже терзавший ее голод, казалось, отступил. Довольно взглянув на результат собственных стараний, вампир опустился на пол у ее ног, спиной облокотившись на скамейку. — Тебе стоит прилечь.

— Спасибо, — все еще глядя на собственные ладони, проговорила она. — Если я спрошу, я смею надеяться на то, что получу откровенный ответ.

— Попав в ад, люди обычно теряют надежду, — ухмыльнулся он.

— Одна фраза — две неточности, — с улыбкой произнесла принцесса. — Мы больше не люди и мы не в аду.

— Несколько минут назад едва ли ты могла это утверждать. Что ж, раз уж тебе удалось меня подловить — спрашивай! В заточении даже от бестолковой болтовни есть толк.

— То, что я чувствую… эта связь… является ли это результатом проникновений в мое сознание?

— А ты что-то чувствуешь? — почти шепотом спросил он, обратив на нее все свое внимание.

— Ты не ответил.

— Лишь несколько раз я проникал в твое сознание, и каждый раз ты это ощущала. Когда ты впервые очнулась в моем особняке, в заброшенном домике и в библиотеке. Что касается остального, как ты сама заметила, меж нами существует крепкая связь, она сглаживает многие неровности, но не способна подменить ценности.

— Когда твоя кровь слилась с моей, на мгновение перед глазами предстал образ давно ушедших эпох, но вот лица людей были до боли знакомы.

— Это лишь пепел выгоревших снов, который давно пора развеять по ветру. Воспоминания о прошлой жизни, не более того.

— Ты и Ван Хелсинг,

вы были больше, чем друзьями, — проговорила Анна, проведя пальцем по его левой руке, оголив запястье, на котором белесой полосой красовался глубокий шрам.

— Твоя сила растет. Не многие молодые вампиры способны читать воспоминания таким образом. Что еще ты видела?

— Ничего, — проговорила она, не отрывая глаз от своего собеседника. Его молчание говорило о том, что разговор окончен, но проснувшееся в ней любопытство было сильнее, поэтому принцесса никак не хотела сдаваться, пока, хотя бы, капля света не прольется на эту сокрытую пылью веков историю. — Но как такое возможно? Ни одному человеку не дано прожить четыреста лет.

— Это длинная и запутанная история…

— У нас как раз есть время! Вы были с ним лучшими друзьями, братьями. Но что развело вас по разные стороны?

— Очевидно — любовь! — с горькой усмешкой произнес Дракула.

— Я не понимаю…

— Видимо, это наш рок. Мы всегда питали слабость к одним и тем же женщинам. В смертной жизни у меня было две любви: война и Изабелла. Светлый день я дарил одной, а мрак ночной делил с другой. Душа рвалась между двух огней, а я не торопился выбирать. И этот выбор сделали за меня.

— Она выбрала Гэбриэла?

— Нет, смерть! Бог рассудил наш спор по-своему: она не досталась никому.

Вампир замолчал, погружаясь в свои думы, а Анна не смела расспрашивать его дальше. В семейных архивах сохранилось не так уж много упоминаний о жизни Дракулы, а то, что сохранилось, было лишь бессвязным набором фактов, изложенных Валерием Старшим в своих записках. Доподлинно она знала, что у Владислава была жена, погибшая при таинственных обстоятельствах практически сразу после рождения дочери, но никогда и нигде принцесса не встречала упоминаний о таинственной Изабелле, которой удалось завладеть сердцем правителя Трансильвании.

Подложив руку под голову, девушка унеслась мыслями в прошлое, окутанное туманом четырехсотлетней давности. В голове рождались и умирали десятки гипотез, но ни одна из них не могла претендовать на истинность, пробуждая в ее душе все большее любопытство. За этими размышлениями принцесса даже не заметила, как сон завладел ее сознанием, и она провалилась в сладкие объятия Морфея, оставив сомнения и переживания новому дню.

========== Добровольный пленник ==========

Дорога к убежищу, сокрытому в горах, с каждым днем становилась все более непроходимой, обнажая усталым путникам эфемерный природный парадокс: чем ближе они подходили к заветной цели, тем сильнее от них удалялись древние руины. С горечью для себя Ван Хелсинг был вынужден признать, что сокращение расстояния не уменьшает времени, затраченного на остаток пути, так как сама природа взбунтовалась против них, пытаясь преградить единственную тропу.

Ледяной дождь шел, не переставая, заставляя ветви деревьев скрипеть, наклоняясь под пронзительным северным ветром. Трава на склонах утопала в беспрестанных потоках воды, грозивших в любой момент вызвать селевой оползень, сметающий вековые деревья, массивные валуны и всякое живое существо, которому не посчастливилось оказаться в этом Богом проклятом месте. То тут, то там небеса разрывали вспышки ярких молний, за которыми, будто верный пес за хозяином, следовали громовые раскаты, сотрясавшие лес будоражившим душу грохотом, эхом отражавшимся от скалистых гор. Обнаженные корни сосен, рассыпавшихся по пригорку, изо всех сил цеплялись за влажную почву, чтобы удержаться на своих местах, пока их массивные кроны понуро качали верхушками, взметнувшимися в объятую свинцовыми тучами высь. Их покрытые иголками ветви превращали и без того сумрачную чащу в непроглядную черноту, раздражавшую зрение даже ночных обитателей. Из-за этой облачной завесы не выглядывало ни солнце, ни луна, лишь дождь и холод царствовали в округе, рождая уныние в сердцах.