Проклятые вечностью
Шрифт:
Когда мрак вокруг путешественников и вовсе сомкнулся сплошной мглой, а тропа превратилась в бурлящую грязевую реку, всадники были вынуждены спешиться, уводя измученных и изрядно проголодавшихся лошадей с дороги.
— Нужно найти укрытие, нет смысла тратить силы на бессмысленную борьбу с разбушевавшейся стихией, — проговорил охотник, уходя вместе со своим жеребцом вглубь леса, чтобы найти укрытие для ночлега. Селин молча проследовала за ним. Сказать по правде, с тех пор, как они покинули замок Виктора, девушка практически не разговаривала, погрузившись в свои мысли. Казалось, воля и былая уверенность оставили ее, а место в пустующей душе заняла глубокая тоска. Она будто отрешилась от всего мира, погрузившись
После получасового поиска им удалось обнаружить небольшой грот, уходивший вглубь поросшей вереском скалы. Находясь на возвышении, он был надежно защищен от дождя и ветра, а так же от посторонних глаз, что было только на руку двум скитальцам, ставшим заложниками осеннего ненастья.
— Необходимо разжечь огонь, — тихо проговорил охотник, привязывая коня у самого входа в пещеру.
— Оглянись, тебе не удастся сейчас найти сухих веток! — едва подавляя раздраженный возглас, отозвалась Селин, грозно сверкнув глазами.
— Я боюсь, что сейчас у нас нет выбора. Лошади замерзли и вымокли насквозь, если мы не хотим, чтобы они завтра рухнули под нами, придется постараться. Я найду дрова, а ты расседлай и почисти скакунов.
— Ты видно путаешь меня с обычным конюхом?!
— Ах, простите, Ваше Величество! Я и позабыл, что у вампиров исторически повелось использовать оборотней, как рабочую силу или подручных для своих темных делишек. Что ж, вынужден Вам сообщить, что мы сейчас находимся ни в Вашем замке, если Ваша кобыла завтра упадет под Вами, знайте, что Вы пойдете пешком! — в тон ей бросил Ван Хелсинг, разнуздывая своего жеребца. Несколько раз щетка прошлась по его взмокшей гриве, мускулистой спине и ногам. В каждом его движении чувствовалось едва сдерживаемое раздражение, которое он готов был выплеснуть на Селин, которая, в свою очередь, пыталась побороть такой же приступ злости, затопивший ее с головой. Боль потери, страх перед неизвестностью, ярость и дурные предчувствия сводили с ума, отказывая девушке в привычном спокойствии. Она не знала того, кто осмелился уничтожить ее родовое гнездо — весь клан, но искренне желала мести, однако было в ее душе и еще одно чувство, сильнее и светлее ненависти и противиться ему становилось все сложнее. С каждой минутой оно все больше пугало ее своей обреченностью, но как ни старалась, девушка не могла выкинуть из головы эти мысли.
— Прости, я… — сбивчиво начала она, кладя свою ладонь поверх его руки, всё ещё сжимавшей жёсткую щетку, а другой рукой поглаживая круп жеребца, который, чувствуя вампиршу, начал нервно переминаться с ноги на ногу, — я не знаю, что на меня нашло. Вот уже второй раз мир рухнул у меня под ногами. Второй раз я потеряла свою семью и теперь на душе лишь… пустота.
— Ты думаешь, мне не ясна природа печали, окутавшей тебя, словно мантия? Я…я не владею таким красноречием, как мой друг, но если верить священному писанию, Бог не посылает на нашу долю большую ношу, чем мы способны поднять.
— Бог?! Бог отнял у меня всех: мать, отца, сестер, человеческую жизнь… а теперь еще и это… но Бог милостив, мне больше нечего терять! Всё это проделки твоего жадного Бога.
— Господь забирает к себе только избранных, я уверен, что души твоих родных пребывают сейчас в куда лучшем мире, мире, в который мы уже никогда не попадем, что до Виктора, то сколь бы грешен не был его убийца, поверь, он забрал не менее грешную жизнь.
— Да как ты смеешь?! Виктор… — злобно сверкнув глазами, прорычала Селин.
— Согласен, нет ничего страшнее, чем винегрет из очевидных фактов, незатуманенных ненавистью мыслей, пустой веры и горькой правды. Таким, как мы, нет места в раю: мы не увидим близких,
— Господь обрек тебя на такие муки, а ты все еще пытаешься верить? — с удивлением спросила она.
— Что ж, видимо, в прошлой жизни я слишком сильно согрешил и заслужил подобную кару и забвение. Однако пути Господни неисповедимы, ты многое потеряла, но, возможно, приобрела ничуть не меньше! Подумай об этом, — накрыв ее ледяную руку своей ладонью, проговорил охотник.
— И все же ты бы предпочел находиться не здесь и не со мной! — опустив голову, возразила девушка, которую все ещё терзали мучительные уколы ревности.
— Многие считают, что мы сами вершим свою судьбу, но чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь в обратном. В этом мире все предопределено: мое обращение, наша встреча, это путешествие. Все идет так, как и должно и рядом оказываются те, кто и должны. Сейчас тебе больно, но со временем боль отступит, и если ты будешь пытаться взрастить в своем сердце семена мести и ненависти, ты отравишь собственную жизнь и будущее, которое могло бы у тебя быть. Знаешь, я всю жизнь охотился на вампиров, оборотней и прочую нечисть, считая их порождениями тьмы, врагами, но вот ты стоишь передо мной и я не чувствую зла, ореолом окружающего тебя. За то время, что я провел с тобой, мне открылась одна истина: даже во тьме можно найти проблески света, и этот свет окружает тебя, — приподняв ее за подбородок, проговорил он, — и теперь меня терзают смутные сомнения, что я не смогу выполнить свой долг…
— Какой долг?
— Убить тебя, если мне прикажет Святой Орден, — на ходу бросил он, выходя из пещеры.
— Ты куда? — проговорила Селин, провожая охотника взглядом.
— Нужно набрать дров, иначе ночью лошади околеют.
Когда его фигура растворилась во тьме, девушка, будто желая найти утешения подле живого существа, уткнулась лбом в шею своей лошади, верной подруги, побывавшей с ней ни в одном путешествии. Мысли в голове путались, вступая в противостояние не только с сердцем и здравым смыслом, но и друг с другом. Душа другого человека — потемки, вампирша знала это, но душа Ван Хелсинга казалась ей тайной, сокрытой семью печатями, которую она сможет открыть лишь тогда, когда всадники Апокалипсиса вырвутся из преисподней, призывая все души в чертоги высшего суда.
Правильно ли она поступила, не раскрыв ему всей правды? Является ли благим желание защитить тех, кто тебе дорог от губительной истины, выброшенной из закоулков памяти за давностью лет? Имела ли она вообще права приоткрывать эту завесу тайны, которую сокрыли от всех высшие силы? Эти вопросы не давали ей покоя, заставляя постоянно метаться между желанием сбросить с плеч этот тягостный груз и святой верой в то, что подобные ей не имеют права развенчать эту полулегендарную историю. Но тяжелее всего на ее плечи давило обреченное осознание невозможности их противоестественного союза, и чем больше Селин пыталась убедить себя в этом, тем громче сердце восставало в ее груди, желая свергнуть деспотичный режим консервативного разума.
Треск мокрых веток и едва уловимое движение ветра в гроте заставили Селин прервать свои размышления. Без интереса наблюдая за попытками охотника разжечь костер, она тем не менее позволяла себе изредка поглядывать на него, воскрешая в памяти воспоминания о ночи страсти, проведенной в охотничьем домике. Будь на то ее воля, девушка до сих пор бы лежала на полу, укрывшись медвежьей шкурой и питаясь кровью пушных зверьков. Но мужской долг был превыше женских желаний, а потому они были вынуждены ночевать в мокрых пещерах, продираясь сквозь грязевые реки.