Проклятый год

Карлсон Джефф

Нилсен первым подоспел к машине, стукнул кулаком в дверь водителя и встал перед капотом. Белый, расходящийся веером свет вырвал из полумрака его грязную желтую куртку, сверкнул на повисшей под носом капле влаги. Маска на лице Нилсена съехала вниз. Кэм крикнул: «Эй!»

— Машину поведу я! — вопил Прайс. Он пару раз тряхнул ручку, но дверь была заперта. — А ну, вылезай!

— Маску! — произнес Кэм. Нилсен и еще несколько человек инстинктивно схватились за лицо.

Прайс хлопнул ладонью по стеклу:

— Я буду вести!

— Не будешь! —

Запотевшее стекло превращало капюшон и очки Сойера в причудливый силуэт.

— Это мой пикап!

Вообще-то Джим был прав. Машина с удлиненным кузовом оказалась на стоянке единственным подходящим транспортом из тех, что удалось завести. Множество беженцев заперли свои машины, а ключи унесли с собой, так и сгинув вместе с ними или потеряв их в беспорядочном бегстве.

Прайс расставил руки.

— Думаешь, если первым успел, так машина теперь твоя?!

— Нечего было время тратить на чертовы вехи, — грубо вмешался Кэм, отвлекая внимание на себя. Голливуд стоял у заднего бампера с неуверенным выражением на лице, склонив голову набок. Кэм понизил тон:

— Ведь кто-то должен был ее развернуть.

— Развернул? Теперь пусть вылезает!

— Джим, мы лучше тебя знаем маршрут.

Перегруженные амортизаторы пикапа плохо держали разбитую дорогу. Всякий раз, когда машина наезжала на кочку или ухаб, ее вело в сторону, кузов вздымался и опускался, как лодка на гигантских волнах. Казалось, вот-вот кто-нибудь выпадет за борт.

Всех четырех женщин затолкали в кабину, хотя там было лишь два одиночных сиденья. Двенадцать мужчин разместились в длинном кузове. Люди сидели друг у друга на коленях, но стоящим все равно не хватало места. Надежнее всего было в середине кузова и у кабины, где Прайс с Маккрейни стояли лицом по ходу движения, вцепившись в крышу руками. Кэм намеренно влез в кузов последним — со стороны холма, а не обрыва. Дорога представляла собой по большей части оставленную бульдозером полосу ровного грунта, ее медленно подтачивала эрозия. Если пикап занесет, либо обвалится часть полотна, можно успеть выпрыгнуть.

Пока они шли, на спине и под мышками Кэма выступил пот, но теперь температура тела упала, внутри кокона из «гортекса» появлялись островки сырости и холода.

Они проехали по коридору из недвижных пятнадцатиметровых сосен и снова оказались под дождем.

Наконец впереди появился средний корпус. Покрытие стоянки не отличалась большой твердостью, череда морозов и оттепелей и вовсе сделала его ребристым, и все-таки дикие скачки пикапа теперь сменились легкой тряской. Машина набирала скорость, мчась мимо брошенных в беспорядке автомобилей.

— Осторожней…

— Не дави мне на очки!

Когда Сойер выжал газ, стоящие, теряя равновесие, накренились, хватаясь за сидящих впереди. Бакетти и другие на дне кузова начали их отталкивать. Голливуд что-то крикнул, но ветер унес половину фразы:

— …вы все!

Рукопашные схватки и ругань повторялись на каждом повороте, потому что Сойер разгонялся на

любом прямом, даже коротком, участке дороги.

Прайс застучал по крыше кабины:

— Не гони!

— Джим, не отвлекай его!

— Я сказал: не гони!

Прайс молотил по кабине, пока Сойер не нажал на тормоз, сбрасывая на длинном изгибе дороги скорость с пятидесяти пяти до пятнадцати километров. Кэм понял, что тот посылал предупреждение либо демонстрировал силу. Но Джим, очевидно, все истолковал по-другому и продолжал долбить кулаком по крыше.

— Так-то оно лучше бу…

Двигатель пикапа взревел, два мощных рывка толкнули стоящих к задней стенке кузова. Теперь уже все, включая Голливуда, возмущенно закричали. Кэм удивился, услышав в голосе парня яростное ожесточение:

— Что он творит?

Шоссе метров четыреста спускалось ровной лентой, и водитель разогнал пикап до восьмидесяти километров в час, а то и больше. Кэму показалось, что дождь поутих, но шины поднимали такой плотный ореол брызг, что трудно было сказать наверное. Намокшая маска отдавала горечью затхлого пота.

После крутого поворота мимо промелькнули три покореженные машины и въезд в кооперативный поселок. Взгляд Кэма привлекли россыпи крохотных желтых цветов на обочине — целые полгектара буйных красок.

— Видели? — воскликнул он.

Водитель притормозил и съехал с шоссе. Юноша не заметил указателя «Водохранилище Корлисс», но хорошо помнил сам поворот.

— Ты куда повернул?! Ты что… Там же тупик! — Прайс поднял руку, чтобы еще раз стукнуть по крыше. Силверстейн поддержал его:

— Он прав. Отсюда до водоема всего несколько километров, потом стоянка для машин и больше ничего.

Кэм был рад, что его лицо скрывали маска и очки. Любой бы сейчас легко прочитал на нем чувство вины. Интересно, остановился бы Сойер, если бы Прайс пригрозил вытолкнуть Кэма из кузова? Но Джим продолжал барабанить по крыше, Нилсен пытался развернуться в тесноте, Голливуд наклонился и положил руку на плечо Кина, который обеими руками стискивал живот.

От мрачных мыслей юношу отвлек Мэнни:

— Кэм, куда мы едем?

Пикап сделал несколько поворотов, солнце появлялось то с одной стороны, то с другой, стекла очков темнели и светлели в унисон, отчего-то напоминая работу маятника.

— Кэм? — повторил вопрос Мэнни.

Желание заткнуть рот мальчишке было таким сильным, что руки сами по себе напряглись, приподнявшись на несколько сантиметров от бедер.

Мэнни, он же Мэнфред Райт, рано повзрослел, что вызывало у Кэма печаль, смешанную с уважением, но не успел набраться опыта человеческих взаимоотношений в мире взрослых. Кэму часто казалось, что упрямое нежелание расстаться с детством служило Мэнни своеобразной защитой. Как бы то ни было, неосмотрительность мальчишки таила в себе опасность, и Кэм убедился, как прав был Сойер, когда отказался посвятить юнца в их план. Мэнни проболтался бы Голливуду, тот — Прайсу, причем оба сделали бы это из самых лучших побуждений.