Проклятый род. Часть 1. Люди и нелюди
Шрифт:
– Только этого не доставало, – озабоченно подумал Емельян, не понаслышке знавший, насколько буен Княжич во хмелю.
Впрочем, хорунжий был пока не очень пьян. Кивнув Чубу на бочонок, мол, присоединяйся к нам, он продолжил разговор:
– Я о том, что царь Иван намерен нас призвать на помощь, еще лет пять назад слыхал. И знаешь, от кого? От Иосифа, которого сегодня ночью Сашка захватил. Он тогда в Смоленске под видом жида-торговца проживал, мне с Кольцо услуги разные оказывал – одежду справную, иноземное оружие продавал. Так вот, любил пан с побратимом новостями делиться, а
Чуб хотел взять Ванькин кубок, вроде как себе, но тот цепко ухватил свою посудину и, кивнув на раскрытый сундук, без зазрения совести посоветовал:
– Вон там возьми, в нем и кружки, и вино – все имеется.
– Тебе не хватит? – с укором вопросил атаман.
– А ты что, намерен сам Иосифа допрашивать? Так знай – эта сволочь по-хорошему ни слова правды не скажет, наверняка пытать придется. Ну а если на меня сию почетную обязанность намерен возложить, то дай напиться. Я в рассудке здравом над людьми глумиться не умею, – нахально, но совершенно трезвым голосом ответил Княжич. Затем поднялся со скамейки, откинул полог и повелительно воскликнул: – Александр, тащи сюда твоего шляхтича.
Вид доставленного Ярославцем пленника явно удивил Чуба с Новосильцевым. Предупрежденные Иваном, они ждали появления какого-то отпетого злодея, а предстал пред ними обыкновенный, насмерть перепуганный человек. Изрядно сгорбившись, чтоб скрыть свой высокий рост, пан дрожал всем телом и беспокойно озирался по сторонам, настойчиво пытаясь заглянуть в глаза князю Дмитрию. При этом взор его выражал полную покорность и почти собачью преданность. Жалкий вид Иосифа, дополненный окровавленной головой да петлей на шее, вызвал чувство брезгливой жалости не только у царского посланника, но даже у сурового нравом Емельяна.
Заметив такую перемену, хорунжий аж вино пролил. Уж он-то помнил, с какою ненавистью смотрел на него старый знакомец там, в степи, в первый миг их нежданной встречи.
– И впрямь, несчастный жид-торговец, да и только, – пьяно усмехнулся он. Но, обращаясь к Сашке, вновь протрезвевшим голосом попросил: – Александр, распорядись, чтоб начали могилы рыть.
От этих слов Иосиф съежился еще сильней, а Княжич невозмутимо продолжал давать наказ сменившему Ордынца Ярославцу.
– Пики порубите на кресты. Как Федора доставят – позовешь, а я покуда здесь посижу, послушаю, чего мой давний друг поведает, – затем поднялся со скамьи и непонятно для чего стал разжигать совсем не нужный днем светильник.
Прежде чем отправиться исполнять приказ, Александр преданно взглянул на своего наставника. Умный и совестливый Ярославец прекрасно понимал, что всей своей славой обязан ему. Нет, в бою Сашка вел себя весьма достойно, но только если б не Иван Андреевич, то наверняка уже не он, а кто-нибудь совсем другой отдавал бы сейчас казакам скорбные распоряжения, и могил пришлось бы рыть на одну больше.
Меж тем нетерпеливый Чуб приступил к допросу лазутчика.
– Ты что за человек, как в Диком Поле оказался?
В ответ Иосиф со слезами на глазах заскулил:
– Не вели казнить, вели помиловать, бесстрашный атаман. Беда великая со мною приключилась. Человек я мирный, маленький – торговец с городу Смоленску, – и, с опаскою взглянув на Ваньку, заявил: – Вот пан есаул меня знает. Завсегда ему и его другу Ивану-атаману от всей души стремился угодить.
– Не юли, толком сказывай, кто тебя следить за нами послал, – строго вопросил Емельян.
– Поляки, будь они трижды прокляты, кто ж еще.
– А сам ты кто, ордынец, что ли, – недобро усмехнулся Чуб.
– Нет, я родом из сынов Израилевых, через то на родине своей, в Речи Посполитой, большие притеснения терпел. По сей день воспоминания о них в дрожь кидают. Вот от гонений шляхтичей заносчивых я в Московию и убежал. Здесь народ куда душевнее, даже нас, жидов, никто не обижает понапрасну.
– Особенно кромешники царевы, которые вас в речках топят, как котят, – встрял Ванька, приняв на душу очередную порцию вина. Чуб осуждающе глянул на него, не мешай, мол, человеку ответ держать, а Иосиф, ощутив поддержку, уже бойчей залепетал:
– Что ж, верить иль не верить – воля ваша, только грех тебе, пан Иван, над своим преданным слугой глумиться, тем более что по причине близкого знакомства с твоим другом атаманом угодил я в эту страшную историю, как кур в ощип.
– Вот те на, что ж ты, бедолага, мне об этом сразу не сказал, я бы Сашке запретил по башке тебя лупить, – снова не сдержался Княжич. Словно не заметив насмешки, пан продолжил свой рассказ.
– Десять дней назад явились ко мне ночью люди, все при оружии да в латах – одним словом, воины и представились слугами князя Вишневецкого. В бытность мою в Польше я в его владениях проживал, водил знакомство с ясновельможным паном Казимиром.
Почуяв, что взболтнул немного лишнего, Иосиф ненадолго замолчал, но очень быстро преодолел свое смущение.
– Так вот, заявились среди ночи и говорят: известно нам, что ты, поганый жид, с разбойником Кольцо дружбу водишь. Я знакомством с Иваном-атаманом всегда гордился, а потому не стал отнекиваться. Тут они стали требовать, чтоб я их свел с Кольцо, дескать, дело есть к нему у Вишневецкого огромной важности. Поначалу я подвоха не почуял, мало ли какие могут быть дела у князя с атаманом. Уже в пути проведал, чего шляхта замышляет. Откуда-то они прознали, ваша милость, – Иосиф обернулся к Новосильцеву и отвесил земной поклон, – что ты донских казаков в рать московскую призвать намереваешься и решили воспрепятствовать, а для этого удумали прибегнуть к помощи Кольцо, который царя Грозного люто ненавидит.
– Ну и как, уговорили ляхи побратима моего христопродавцем стать? – насмешливо поинтересовался Ванька.
– Не знаю. Однако мне доподлинно известно, что была у них встреча с Кольцо да другими атаманами, что власть царя московского не приемлют.
Не очень-то поверивший его навету, Чуб досадливо махнул рукой:
– Ты нам не об атаманах, а про себя рассказывай. С чего ты, бедный жид, как шляхтич разодетый да при оружии оказался? По какой причине с моими казаками насмерть бился?