Проклятый род. Часть 1. Люди и нелюди
Шрифт:
Речи Емельяна если не убедили Новосильцева, что измена стала на пути Хоперского полка еще до его рождения, то заставили крепко призадуматься.
– Может, Княжича искать пойдем? – растерянно взглянув на Чуба, предложил он.
– Чего его искать, коль жив, так сам заявится. Вот Федора с товарищами надобно прибрать, эти сами никогда уж не вернуться. Пойду, распоряжусь, – ответил тот, выходя из шатра.
34
В жизни место есть не только для печали, наверно, потому она и столь желанна. Не успел еще закрыться полог за спиною Емельяна, как в походную обитель Новосильцева вбежал Кондрат Резанец. Малость отдышавшись, он сообщил:
– Ванька возвращается!
По радостному выражению его лица князь сразу понял, что хорунжий оправдал их надежды. Сопровождаемый старшинами, Дмитрий Михайлович без промедления отправился встречать всеобщего любимца. Не пройдя и ста шагов, они увидели Княжичево воинство. Разобравшись по двое в ряд, бойцы знаменной полусотни пробирались сквозь толпу ликующих станичников. Возвращались все двадцать пять. Правда, один в предпоследнем ряду и оба в последнем не горделиво восседали на коне, сдержанным поклоном отвечая на приветствия братов, а лежали поперек седла, завернутые в шубы. Однако, как бы ни было, живыми или мертвыми – вернулись все. Не клевать черным птицам-воронам казачьих глаз.
В красавце воине, что ехал рядом с Княжичем, Емельян едва признал Ярославца, настолько тот преобразился. В собольей шапке, нарядном кунтуше и новых сапогах внешним обликом он мало уступал даже Ваньке. Углядев богатую Сашкину добычу, знающий казачьи нравы атаман уразумел – возвращаются с победой, и заслуги Александра в ней, видать, немалые.
Новосильцев с Сашкой не был знаком, поэтому его внимание привлек не ехавший плечом к плечу с Иваном витязь – захудалых в знаменной полусотне быть не должно, а привязанный к его седлу арканом человек. Слипшиеся от засохшей крови седые волосы и болтающаяся на шее петля красноречиво свидетельствовали о том, что он никто иной, как пленник.
При виде атамана, хорунжий дал знак остановиться, полупоклоном поприветствовал начальника и звонким, но, пожалуй, чересчур печальным для победителя голосом, поведал:
– Наказ твой выполнен. Ватага вражеских лазутчиков истреблена, пленник взят.
Кивнув на Сашку, Ванька громко, чтоб все слышали, добавил:
– Это Ярославец отличился, если бы не он, могли б с пустыми руками воротиться.
Как только Княжич спешился, Новосильцев заключил его в объятия:
– Молодец, Иван, мы уж было вовсе отчаялись. Федорто в засаду угодил. Только двое из тех, что с ним пошли, чудом уцелели.
Безрадостная весть не шибко удивила Ваньку.
– Я как чувствовал. Руку на прощание ему жму, а она холодная, словно у мертвеца. Получается, что знак мне свыше был, да я им пренебрег.
– Не казнись, нет твоей вины в погибели Ордынца, – ободряюще похлопал по плечу Ивана атаман.
– Ты ведь не кудесник, твое дело казаков в бой водить, а не судьбы им предсказывать. К тому ж они у всех нас схожие – рано или поздно в бою убитым быть. Жаль, конечно, Федора, да только он уже отмучился. Еще неизвестно, какая нас ждет участь, как бы позавидовать Ордынцу не пришлось.
– Что верно, то верно, – согласился Княжич. – Мы тут такого оборотня изловили, что даже и не знаю, радоваться иль в тоску впадать.
– Идем ко мне, вина маленько выпьем, а заодно решим, как дальше жить да быть, – позвал князь Дмитрий.
Войдя в шатер, он первым делом предложил:
– Может, казаков собрать да приободрить речами наше воинство.
– А надо ли, – пожал плечами Чуб. – Зачем людей зря баламутить. Пусть все как шло, так и идет. Ну, схлестнулись с ляхами, и что с того? Им, католикам поганым, вдвое больше нашего досталось. Давай я лучше распоряжусь, чтоб Тимофей с Кондратом поднимали полк и дальше шли, мы ж чуток задержимся. Надо братьев павших с честью схоронить, а воинский совет держать попозже будем, когда пленника допросим.
Получив благословение князя, Емельян отправился давать распоряжения есаулам. Проходя мимо сбившихся в стаю казаков, он услышал, как один из них, пожилой, изрядно лысый, вещал своим товарищам:
– Не зря Кольцо нас упреждал, что ежели половина уцелеет, уже большое счастье. Шляхта – это вам не татарва немытая. Вон, Федьку прихлопнули, как муху. Был казак и нету, а такого воина еще надо поискать.
– Чего разнылся, собрал вокруг себя базар и воешь, словно баба, – наезжая на лысого конем, воскликнул юный, черноглазый казачишка. – Не такие уж они и страшные, твои поляки, коль недотепа Ярославец аж троих уложил, – и с завистью добавил: – Я сам видел, как он из бою возвращался. Весь в соболях, с самим Княжичем рядом ехал, а поляка твоего непобедимого, словно пса шелудивого, на аркане за собой тащил.
– Ты коня-то осади, не то и до поляков не доедешь. Еще будет меня всякий зеленый лягушонок поучать, – пригрозил лысый, однако, не получив поддержки окружающих, уже с явной робостью промолвил: – Княжичу-то что, ведь он заговоренный, и все, кто рядом с ним, такими делаются. У Ваньки мать настоящею колдуньей была. Вот чары ейные, видать, его и спасают. С малолетства в сражениях, а ни разу даже ранен не был.
Завидев Чуба, казаки приумолкли и вопрошающе взглянули на своего полковника – кому, как не ему разрешить сей спор. Мудрый Емельян не стал даже останавливаться. Мимоходом он насмешливо изрек:
– Про колдовство не ведаю, я Наталью Княжичеву плохо знал, а вот о том, что у хорунжего рубцов от ран поболее, чем у тебя волос, уверенно сказать могу.
Дружный смех станичников порадовал атамана.
– Хорошо, что веселятся, значит, бодрость духа не покинула еще казачков. С Ярославцем очень складно получилось. Таким, как Княжич, быть не каждому дано – это все понимают, а вот холопу Сашке в лихости уступить вряд ли кто захочет, казачья гордость не дозволит.
35
Дав подробное напутствие Кондрату с Тимофеем, куда идти и когда сделать привал, Чуб поспешил обратно к Новосильцеву, ему хотелось поскорее допросить пленного лазутчика.
В княжеском шатре атамана поджидало довольно живописное зрелище. Посреди скамейки стоял бочонок с вином, по обе стороны которого восседали царев посланник и хорунжий. Вкушая хмельное зелье, они вели задушевный разговор. И если князь лишь изредка прикладывался к чарке, то Ванька одним духом опрокидывал в себя большой серебряный кубок.