Прокурор Брише

Шаветт Эжен

В эту минуту Картуш сходил с позорной тележки, чтобы отправиться в городскую думу.

– А Картуш-то ведь удивительно как любезен к вам, звезда души моей! – вскричал Раван.

– Что такое? – спросила прожорливая блондинка.

– Вежливый разбойник подумал, что если он позволит колесовать себя сейчас же, то задержит ваш обед, а это может нанести вам большой вред, и, чтобы избавить вас от страданий, придумал дать новые показания. Я повторяю, это удивительная любезность с его стороны.

Предвкушая еду,

президентша не обратила внимания на эту новую насмешку. Лучшее средство от скуки – сесть за стол. Было два часа, а в эту эпоху обедали в двенадцать, и потому все проголодались.

По первому зову хозяин и его мальчики принесли множество дымящихся блюд и бутылок с разными винами.

– Ну, – сказал Раван, – много грешков на душе преступника, а у нас, значит, много времени впереди. Так вы, пожалуйста, позаботьтесь о себе и начните серьезно лечиться, прелестная Ниша!

Блондинка ничего не отвечала, потому что уже начала курс лечения. Мы не будем описывать обед, который проходил под колкости Ламенне да насмешки Равана, каждую минуту повторявшего своей соседке:

– Делать нечего, надо покоряться требованиям вашей болезни, прелестная фея!

Но хорошенькая лакомка не нуждалась в поощрениях; ее маленькие белые зубки так и работали в прелестном ротике, всегда полном.

Взвешивая каждое слово, чтобы не выдать своих чувств врагу, Лозериль был беззаботно весел, а маркиза, казалось, совершенно забыла прошлое, так непринужденно принимала она участие в общем разговоре; наконец и Камбиак, отбросив опасения, принял участие в обыкновенной светской болтовне. Но как ни вкусны были блюда и вина, все же надо было когда-нибудь кончить этот продолжительный обед. Пробило шесть часов, когда встали из-за стола и вернулись к окнам.

– Должно быть, злодей еще долго будет рассказывать и заставит нас провести здесь ночь, – вскричал Ламенне при виде пустого эшафота.

– Провести здесь ночь! Я ни за что не соглашусь. Если в полночь не будет совершена казнь, то я попрошу господина Лозериля проводить меня, – сказала маркиза.

– Я уверен, что Картуш кончит свою исповедь до двенадцати часов, – возразил Раван.

– В таком случае подождем.

Еще провели час за тем, что дразнили блондинку, оставшуюся сидеть перед блюдом с пирожными, потом всем стало скучно, и Раван, как предсказывала маркиза, не вытерпел и сказал, обращаясь к мужчинам:

– Господа, не сыграть ли нам?

– Хорошо, – сказал Камбиак, забыв о своем предчувствии.

Лозериль сделал утвердительный жест. Он был доволен, что не им сделано это предложение. И, обменявшись быстрым взглядом с маркизой, он занял свое место. Сперва выиграл Камбиак, и порядочный куш, потом счастье перешло к Лозерилю, и барон проиграл, но, надеясь отыграться, он все-таки продолжал игру; счастье переходило то к одному, то к другому игроку. Раздраженный этим непостоянством игры, барон утроил свою ставку.

– О! Я не играю по-крупному, – сказал Ламенне, вставая.

– А я и без того порядочно проигрался, – произнес Раван, следуя его примеру.

Игра продолжалась между Лозерилем и Камбиаком, а маркиза, никем не замеченная, скрылась из залы. Что касается других дам, то одна из них храпела в углу на диване; президентша же заснула, опустив голову в блюдо с кремом, как храбрый воин, не покинувший поля сражения.

– Сто луидоров под честное слово, – произнес Камбиак с лихорадочной поспешностью, – он уже проиграл все наличные.

Через четверть часа он проиграл под честное слово четыре тысячи экю. Маркиза оказалась хорошим оракулом, так как в ту же минуту раздался насмешливый голос Ламенне:

– Ну, барон, вы не оправдываете известной пословицы… вы несчастливы и в картах, и в любви.

Следуя приказанию маркизы, Лозериль разразился громким смехом. Камбиак, взбешенный своим проигрышем и хохотом человека, заменившего его у маркизы, сухо спросил:

– Это Картуш ревет на площади?

– Нет, это я смеюсь, господин барон! – спокойно ответил Лозериль.

– Ну, это небольшая разница, я только спутал имена двух негодяев, – резко возразил Камбиак, выведенный из себя насмешливым тоном Лозериля.

Раван и Ламенне хотели вмешаться, но были остановлены бароном, сказавшим им:

– Нет, друзья мои, дайте воспользоваться представившимся случаем и избавить вас от шулера.

При этом новом оскорблении Лозериль откинулся на спинку кресла и повторил, как попугай, слова маркизы:

– Прежде чем драться, честные люди платят свой карточный долг.

Гнев барона мгновенно прошел, и, дрожа от волнения, он проговорил убитым голосом:

– Вы правы, я вам заплачу.

– О, не торопитесь, у вас еще целые сутки.

Камбиак поклонился и вышел; на лестнице он позвал хозяина.

– Отведите меня в какую-нибудь комнату, где бы можно было написать записку, и пришлите ко мне мальчика, я дам ему поручение, – быстро проговорил он.

Трактирщик привел его в свою комнату, и Камбиак, написав несколько строк без подписи, сложил письмо и написал адрес. Присланный мальчик почтительно стоял все время у дверей.

– Посмотри на это кольцо, оно стоит двадцать луидоров, и я отдам его тебе, если через час ты вручишь это письмо прямо в руки и принесешь мне ответ.

Мальчик быстро исчез. Но на улице уже давно ожидали этого посла, и едва он успел сойти с лестницы, как кто-то схватил его за руку, в которой было письмо.

– Кажется, вы идете из ресторана? – спросила дама, закрытая густой вуалью.

– Точно так, сударыня.

– Не знаете ли вы, нет ли там в настоящую минуту барона Камбиака?