Прощание с кошмаром
Шрифт:
— Сколько? — коротко спросил Салтычиха.
— Сто. И за вторую — столько же. Салтычиха присвистнул.
— Из носорожьего рога амулет, что ль? — хмыкнул он. — Колдовать, что ль, кто за такие бабки намылился.., не иначе как импотент какой раскошелился, носорожье-то как раз для этого дела… Из Сингапура, говоришь?
— Место изготовления — Малайзия, начало двадцатого века, приблизительно шестнадцатый — двадцатый годы. Редчайшее изделие. Но это не рог носорога.
— Единорога, значит, — Салтычиха колебался. — Сто кусков, мать честная… Ну, ты больше моего в этих раритетах сечешь… Говоришь, значит, стоящая вещь?
— Очень
— А кто платит? Кто заказывает? — Салтычиха все еще щурился: он верил и не верил собеседнику. И правда, чудно: дела в галерее на ладан дышат, одни убытки сплошные, ни одной картины не продано с марта, а тут — такая сделка…
— Михайленко. Сын.
Услыхав фамилию заказчика, Салтычиха и сам тяжело поднялся, подошел к окну, еще дальше отодвинул гардины.
— Видел его я тут как-то в одном гадюшнике, — тихо сообщил он. — Ходить-то после того раза он теперь вряд ли будет, и протезы там не к чему присобачить даже, на коляске везли… И на морду без слез не взглянешь. Не врешь ты. Точно, вернулся он из этой своей Швейцарии, отвалялся по больницам-то, домой пацана потянуло… Только он ведь того, — Салтычиха постучал пальцем по виску. — Слухи… Говорят, сдвиг у него — хоть и лечили его там… Да с такого дела сдвинешься… Сто кусков, говоришь, дает? каждую штуку?
— Половина за одну уже, уплачена. Наличными. — Привезешь в счет долга.
— Но… — Однако, наткнувшись на взгляд Салтычихи, Белогуров лишь кивнул. — Да. Конечно. Я заплачу.
— А когда же будет остальное?
— Как только мы привезем ему вторую вещь.
— На таможне что-то? — Салтычиха подозрительно нахмурился. — Смотри мне! Только с этой стороны мне неприятностей не хватало.
— Нет-нет, с таможней там все схвачено. Пойдет через дипломатический багаж… Там только вся загвоздка в сроках.
— Ладно. Это твой дела — я не вникаю. — Салтычиха махнул рукой. — Деньги привезешь завтра. Остальное — ну, ты и мои личные сроки знаешь, парень. А разговор на этом пока не кончен. Понял? До осени время есть, так что думай, действуй. Но тема открыта.
— Ты не пожалеешь. Мы все наверстаем. — Белогуров встал. — Этот проект — только начало, мы… Я сейчас изучаю конъюнктуру спроса… Еще не поздно все изменить: доходы с этих сделок следовало вложить в приобретение…
— Да ты их получи сначала, деньжонки-то, — хмыкнул Салтычиха. — Кэ-эк ахнет самолетик, где раритет-то твой везут, в Тихий, так что… Кто везет, какой авиакомпанией летит? Тоже с Сингапура, что ли?
— Да, — Белогуров с готовностью кивнул. — Славный парень, посольская крыса, крысенок… Молодой еще, жадный, его русская иконопись интересует, самовары, мы с ним…
— Это ваши дела, Вано. Я человек темный! Мои класс-университеты не здесь начались-кончились. — Салтычиха печальнейшим образом улыбнулся заглянувшему в дверь Пришельцу-Марсиянову. — Обедать останешься?
— Нет, спасибо, дядя Вася, дела еще в одном месте, — Белогуров заспешил к дверям.
На лестнице, спускаясь в зал ресторана, он столкнулся с китайцем. Тот уже успел натянуть
— Айда, Пекин, выпьем, — предложил Белогуров, указывая глазами на столики внизу. — Угощаю.
— Спасибо, Иван, — парень покачал головой, — не могу…
— Да он не заметит. — лимоном заешь и… Он обедает. — Белогуров и сам не знал, отчего тянул себе в собутыльники этого полузнакомого человека: то ли красота его глаз радовала, то ли просто тошно пить одному, постоянно возвращаясь мыслями к…
— Нет. Он-то не заметит. Пришелец доложит. — Пекин тряхнул, точно породистый конь, своим смоляным хвостом. — Собака он. Стучит все, время на меня самому.
— Дятел стучит, Пекин. Так будет по-русски правильно. А собаки гавкают. — Белогуров обдал его за плечи. — А когда они гавкают, их под зад пинают, понял? Нос Пришельцем ты лучше не задирайся, не надо. А то изуродует он тебя вконец. У него кулаки как свинчатка; сломает нос и…
— Я ему хребет сломаю. — Китаец улыбнулся — блеснули белые зубы. То ли улыбка, то ли оскал. Он как-то враз подурнел: нежные черты лица стали жесткими. — Когда в Печатники задумаешь ехать, — (там находилась сауна-люкс, принадлежащая Салтыкову, которую посещал не только он сам, но и все приближенные к его персоне), — позвони мне. Вот мой номер на мобильный. Буду свободен — поедем вместе. Я тебе сделаю настоящий массаж Тай Дзин — меня учили. Останешься доволен. Очень. — И он неслышно и мягко, как кошка, скользнул по лестнице вверх. А Белогуров, спускаясь вниз, недоумевал: о чем этот херувим? Просто дружеский жест или все же эти штучки насчет сауны… И так ли уж был не прав тот бедный, изрешеченный пулями, лишенный языка Ося Гурзуфский в своих грязных намеках? Салтычиха — и два его красавца тел охрана, которые явно на ножах друг с другим из-за… Из-за чего же? Он хмыкнул. А, плевать на них. Плевать на всех этих ублюдков. Если б они только знали, как я их всех… Однако телефон Пекина он сунул в карман. Чисто машинально.
10
«ВАВИЛОН»
Впереди маячил все такой же пустой и унылый понедельник. Катя поняла это еще в воскресенье — Кравченко позвонил из Питера и мрачно сообщил, что Чучело из-за неумеренного потребления алкоголя снова схлопотал «приступ печенки» и теперь…
— Лежит как бревно в гостинице, — хмуро поведал Кравченко. — Билеты на поезд мы с ребятами уже сдали. Врач говорит — транспортабелен будет не раньше пятницы. Катька, как, соскучилась без меня, а? Эх… А ты футбол смотрела? Тут везде, конечно, телики, но ни присесть, ни глазом, понимаешь… Как французы с хорватами вчера сыграли?
Катя отвечала уклончиво: а Бог их знает. Ее крайне опечалило, что драгоценный В. А, застрял в Северной Пальмире с недужным Чугуновым, но… Но за эти дни она немного уже свыклась и с тишиной в квартире, и с собственной неприкаянностью: никому-то не нужна, никто ею не интересуется, кроме…
Этот понедельник прежде она намеревалась посвятить сугубо домашним делам. Но раз Вадичка задерживался, то и суетиться не стоило. Вытащенная было накануне и торжественно возложенная на кухонный стол в качестве главного руководства к действию кулинарная книга, испещренная закладками, помарками на полях и советами великого повара Мещерского, снова вернулась в шкаф, а квитанции на получение белья из прачечной по-прежнему сиротливо торчали из ящика в прихожей.