Прощай, Ариана Ваэджа!
Шрифт:
Теперь искрометный взгляд бросила Вера. И тут же спрятала его, опустив глаза. Можно ли осуждать приятельницу за то, что та просто... расхотела с кем-то другим... дружить?
***
В этот день они много что успели сделать. В первую очередь, конечно же, нанесли визит мадам Аннет, ярой приверженке французской моде. Магазинчик этой пожилой русской женщины с французскими корнями где-то в пятом поколении находился на углу Садовой близ Фонтанки, на бойком месте. Только что закончилась парижская неделя моды, нарядов в нем на продажу осталось предостаточно, так что Вере легко было подобрать что-нибудь
— Возьмите вот это, из серой парчи... — посоветовала Аннет. — Его отделка отлично сочетается с карими глазами и каштановыми волосами...
— А мне приглянулось белое с золотой тесьмой... и шитьем на лифе... — заметила Лиза.
— Тебе нравится все, что блестит! — парировала Вера. — Да, и белый уж... чересчур обязывает... Не под венец же идти...
Перебрав еще с десяток нарядов, остановились на платье из пастельной бархатистой ткани с набойкой ирисов — к нему отлично подходили ридикюль с такими же ирисами, который без дела где-то валялся дома, и театральный веер, привезенный из Японии.
Верочка выглядела по-королевски. Она стояла в примерочной, вглядывалась в зеркало и не узнавала себя. На нее смотрел новый образ — не столь яркий и выразительный, как первоначально представляла его, но зато стильный, современный. Оригинальный, но не вычурный, многогранный, но укладывающийся в четкие рамки, пластический, но не поддающийся дальнейшим изменениям, задумчивый, но не грустный, кокетливый, но не развратный.
— Кра-со-та! — с восхищением произнесла Лиза. — Да, ты раскраснелась немного, надо припудрить личико...
Вера достала коробочку с рисовой пудрой, осторожно погрузила в нее пуховую подушечку и приложила ко лбу. Затем красной помадой в форме карандаша подвела губы.
— Ну вот теперь — другое дело! — заверила ее Лиза, заодно и подправляя пару прядей, выбившихся из-под заколки. — Девушка готова идти на свидание!
— Тс-с-с! — приложила палец к губам Вера. — «Могила», ты чего кричишь!
И они так расхохотались, что Аннет не выдержала и подошла к примерочной:
— Барышни! Чем-то могу помочь?
***
Когда выходили из магазина, столкнулись с Ларой Куприной, той самой девушкой, которая у князя Горелова так страстно поддержала их разговор о гибели «Титаника»... Тогда она еще и продолжила тему, расписывая подробности новой трагедии, случившейся недавно в Мраморном море — там затонул английский пароход, на борту которого находилось двести человек. Ларочка всегда в курсе свежих известий, потому что служит в новостном бюро.
— Какая встреча! — радостно приветствовала та своих знакомых. — И вы следите за французской модой?
— А как же! — отбила удар Лиза. — Только что купили себе по два наряда!
Вера несла довольно объемную коробку, так что вполне можно было утрамбовать в нее несколько платьев. Лара бросила на упаковку удивленный взгляд:
— Поздравляю! А что, у вас какое-то торжество?
— Нет-нет, — поторопилась с ответом Вера, опасаясь, что у ее подруги может сорваться с языка нежелательное словцо.
— Мы так одеваемся каждый день! — весело заметила Лиза, бросив мимолетный взгляд на светлое лиловое платье их знакомой, отделанное оборкой от талии до низа бедер. Такую модель она видела в модном отделе «Журнала для Хозяек и Женская Жизнь», но...
— Какие новости? Что сегодня в театре? Играет ли Шаляпин? — перевела тему разговора Вера.
— Не играет! — вздохнула Лара.
— И почему?
— А потому что поет Бориса Годунова в Друди Лейн!
— Так оперные опять в Лондоне? — удивилась Вера. — А мы вот собрались с Лизаветой выйти в свет...
— Сходите в синематограф!
— В синематограф?
У Веры появилась морщинка на лбу от напряжения. «Надо же, как давно я там не была! Вот что значит завершение учебного года! А тут еще — другие вояжи и посиделки!» — начал оправдываться первый внутренний голос. «Ладно, не объясняйся! — вступил в диалог второй внутренний голос. — Соберись и пойди!». И тогда она на всякий случай спросила:
— И что там идет новенького?
— Французская комедия... Но я бы посоветовала посмотреть нашу ленту... к трехсотлетию Дома Романовых!
— Ух ты! — не выдержала Лиза. — Как интересно! Давно о ней пишут газеты... Так ведь... торжества уже закончились...
— Афиш не читаете?
Лара, успевшая взбежать на несколько ступенек по крылечку к входной двери, свысока посмотрела на девушек и, снисходительно улыбнувшись, добавила:
— Раскрываю карты: праздник по всей империи будет идти до осени. А фильм... обязательно посмотрите, не пожалеете! Отличная постановка!
Прогуливаясь у Фонтанки, они обсуждали последние новости, восторгались покупкой и раздумывали о предложении Лары Куприной. Вера всего один раз сделала попытку справиться о здоровье Полины Сандаловой, так, просто ради любопытства, но Лиза ее резко осадила:
— Забудь! Зачем тебе забивать этим голову?
Наконец, выяснив, что до вечера остается еще много времени, решили прямо сейчас, с коробкой, завалиться в синематограф.
***
...Со сценами воцарения Михаила Федоровича, когда Великим земским собором единодушно избрали его на царство в Москве, Вера начала слышать оркестр. Как будто бы он заиграл где-то там, внизу, под экраном, в невидимой для других зрителей оркестровой яме. И настойчивый рожок, и низкотембровый фагот, и мелодичные, пронзительные скрипки... А во время венчания на царство в Успенском соборе услышала красивый звон колоколов с переливами. «Как хорошо, — думала она, — что посмотрела с Лизой „Бориса Годунова“, в фильме нет такого великолепия, как в опере — там изобилие красок и звуков! Зато здесь... много массовых сцен... Ни одни подмостки не выдержат такие толпы людей!»
Постановочные сцены казались ей настолько реальными, словно их сыграли не современные артисты, некоторых из них она даже в гриме узнала, а люди из семнадцатого века. И где только столько одеяния нашли да оружия? Пару раз, правда, промелькнули перед глазами нынешние здания, да это ведь такие мелочи — не каждый заметит.
Царская плеяда от Михаила Романова до современного императора Николая Второго предстала в одной ленте, и это казалось столь фантастическим, ведь люди жили в разные века! А их собрали в одно время и в одном месте. Особенно жалко ей было цесаревича, которого таскал на руках дядька. Надо же, так тяжело болел... Да и многие другие сцены, откровенно рассказывающие о силе и жестокости народа, вызывали сострадание.