Прощай, Ариана Ваэджа!
Шрифт:
Глава 18.
За три дня до экспедиции.
Вера вернулась домой глубоко за полночь. Тихонько нырнула в душевую комнату, потом переоделась. О том, как прошло время до рассвета, можно было бы рассказывать в отдельном романе — оно тянулось до бесконечности, как сера лиственницы и выпило без остатка все ее силы... Сначала провалилась в пропасть забытья, но почти сразу очнулась и до самого восхода солнца наблюдала за движением круглолицей луны, заглядывавшей в незашторенное
Наступившее утро не принесло радости. Закрывшись на задвижку, Вера не выходила из комнаты, демонстрируя желание побыть наедине. Хотелось разобраться в своих чувствах, понять свой поступок, да и... просто подумать — что делать дальше? В душе кипела ненависть к самой себе за проявленную слабость... А может, это была и вовсе не слабость? Тогда что? Упрямство? Да-да, мама считала ее непокладистой... Или расчетливость? Захотела занять пьедестал, принадлежавший Полине? Нет ничего проще, чем заполучить место шахматной королевы, потерпевшей поражение! Труднее отвоевать у нее эту позицию! А может, просто... распущенность! Ну да, конечно же!
Снова забились пульсирующие жилки: «Вчера! Вчера! Вчера! Вчера! Твой бойкий разум выдал скерцо! Вчера! Вчера! Вчера! Вчера! Ты не спросила свое сердце!».
Сердце ответило учащенным ритмом: «Тук-тук, тук-тук!». Возбужденное больными домыслами, оно тщетно пыталось успокоиться.
— Верочка! — постучалась в дверь Любовь Ильинична. — Что случилось?
За дверью висела напряженная тишина.
— Кто-то обидел?
Тишина продолжала висеть.
— Ты даже не позавтракала. Может, хотя бы чаю?
«Мама, какой там чай, — мысленно вступила с ней в разговор Вера. — Меня так тошнит... И пустота... Страшная пустота... Вся моя сила словно вычерпана до последней капли... Вся моя кровушка словно высосана темным вампиром... И лежит на кровати мое безжизненное тело, похожее на дряблый лимон... Словно выжатый лимон... — это сейчас обо мне, потому что я отлично понимаю смысл этого выражения...»
Любовь Ильинична вздохнула и отошла от двери, убежденная в том, что ее дочь если уж что и задумала — то до конца будет стоять на своем. Упрямая... Вся в отца. Кстати, он ведь на днях приезжает, так что... пусть поговорит с дочерью... по-мужски...
Через пару часов позвонила Лиза Карамод:
— Все ли в порядке с Верой? Я за нее беспокоюсь, потому что вчера...
— А что было вчера? — переспросила Любовь Ильинична. — Уж не заболела ли она?
— Нет-нет, что вы!
Лизавета не готова была к такому разговору и пошла по традиционному пути — говорить как можно меньше, чтобы не дискредитировать свою подругу в глазах матери:
— Мы вчера прошлись немного пешком, вот, видимо, и устала она... Я попозже загляну к вам, хорошо?
***
Арбенин пришел в полдень. Она знала,
Характерный стук в дверь, присущий только ему, заставил девушку вздрогнуть. «Что делать? — билось в висках. — Если не открыть, то это будет нонсенс...». И она резко поднялась с кровати. Как хотелось снова надеть королевский беж от мадам Аннет, но он... казался ей поруганным и окончательно убитым... Поэтому набросила на себя розовое платье, в котором была с Лизаветой в театре. Домашние матине? Фу, не для этого случая!
Отодвинув задвижку, она продолжала стоять у двери, разглядывая гостя. С одной стороны, очень хотела его увидеть, хотя бы разок до отъезда! Ну, а с другой, опасалась, что именно эта встреча расколет их хрустальные отношения, если, конечно она, Вера, проявит несдержанность или чрезвычайную откровенность.
— Верочка! — чуть взволнованно произнес он. — Какая ты сегодня красивая! Словно розовая дива... Только почему такая бледная? Мама сказала, что заболела... Что случилось?
— Ничего особенного! Вчера немного устала...
Он слегка обнял ее и попытался дотронуться губами до лица, но она, словно пантера, мягко вырулила из его объятий:
— Потом... Потом... У меня голова...
— Мигрень?
— Да нет! Кружится...
— Ты ничего сегодня не ела, вот и слабость... А я зашел, чтобы забрать тебя на обед. Посидим в ресторанчике... Помнишь, у набережной? Я ведь уже уезжаю... Ты не забыла?
— Я ничего не забыла, Николя... — еле слышно произнесла Вера, словно опасаясь нарушить легкую приятную атмосферу, обволакивающую ее. Ровный бархатный тембр его голоса, задушевный и волнующий, в котором не чувствовалось ни напряжения, ни фальши, начинал сводить с ума.
— Я ничего не забыла! — повторила она немного громче, испугавшись накатившей волны притяжения.
— Хорошо-хорошо! Ты только не волнуйся.
Он сделал несколько шагов до кресла-качалки, потом, видимо, передумал, потому что вспомнил о том, что это ее любимое место, и присел на диванчик-канапе у туалетного столика. Вера поняла, что это визит не из серии «заглянул на минутку», а из разряда «пришел надолго» и устроилась в своем кресле, слегка развернув его, чтобы быть лицом к гостю.
— Я тебя слушаю!
Она произнесла эту фразу немного суховато, и Арбенин почувствовал в нотках голоса некоторую отчужденность. «Что это с ней? — промелькнула мысль. — Или действительно нездорова? Или... А что же еще? Неужели обиделась на меня, что не поторопился со сватовством? Что отложил помолвку?»
— Ты, наверно, хотела... чтобы мы обручились до моего отъезда? — чуть слышно произнес он.
Вот сейчас она скажет «да» и все встанет на свои места... Хорошо, когда все понятно. Но Вера ответила:
— Нет! Я же была с тобой солидарна в этом!