Прощай, Ариана Ваэджа!
Шрифт:
— Папка! Ты хочешь сказать, что... — у Веры округлились глаза.
— Вот именно! Нам удалось этот прожект... сдвинуть с мертвой точки!
— А кому это «нам»? — переспросила Вера, довольная тем, что отец перестал бередить ее раны.
— Немецкому Археологическому Институту Афин...
— Так ты вроде как из Российской империи!
— Ну да! Но, как специалист-антиковед с кучей работ в этом направлении в международных журналах... Короче, Вера, меня утвердили в состав рабочей группы! И мы уже успели кое-что нарыть...
— Нашли клад монет? Или слитки золота? — с ее глаз начала исчезать затуманенность, они распахнулись, раскрывая такую же радость, как в детские годы — от пересказа отцом греческих мифов.
— Конечно... нет! — отец крепко стиснул кисть ее руки, безжизненно лежавшей на коленях. — Но парочку керамических сосудов отобрали у матушки-земли! Хотя... По сути, высоки шансы найти, например, украшения из драгоценных металлов или... камни на оружии... Среди захоронений...
— Подожди! — остановила его Вера. — Ты что, забросил свою основную тему?
— Почему же? Нет! Я и сейчас восхищаюсь оригинальностью взгляда профессора Михаила Семеновича Куторги на развитие афинской демократии при Перикле... И поддерживаю, заметь, двумя руками, его гипотезу о том, что на смену демократии пришел особый политический строй — полития. Сколько бы времени не прошло с тех пор, но этот строй остается... в моем понимании, конечно, самым совершенным в древнем мире...
На лице Валерия Петровича проявилась некоторая задумчивость, он начал погружаться в глубокие воспоминания, но тут же стряхнул их:
— Спросишь, почему так считаю? Именно полития представляла собой равноправную гражданскую общину, где мирно уживались все слои общества... Так что, Вера... Да, еще вот что... Думаешь, не случайно многие черты этого строя — община, вече, церковь... — перешли и в Российскую империю? Можешь не отвечать...
Валерий Петрович замолчал и после небольшой паузы добавил:
— Эх, дочка, я и сейчас активный последователь Куторги! И горжусь тем, что он начинал свои исследования в нашем университете... правда, позже переехал в Москву... Но это уже неважно...
В гостиной простучали часы. Двенадцать! Самое время для таинственных перевоплощений вроде Золушки, чистосердечных признаний и нерушимых клятв! И Вера провела рукой по его слегка колючей темно-русой бороде, волевому профессорскому подбородку:
— Папка! Как же я тебя люблю!
— А пошла не по моим стопам! — с легкой укоризной произнес он.
— Решила... такую фантастически красивую область древней культуры оставить «на десерт», вроде хобби! — нашлась Вера. — А восточные языки, ты же знаешь, это тоже... упоение!
Вера взглянула ему в синие глаза, немного сомневаясь в том, что можно быть столь откровенной:
— Пап, я хотела тебе признаться в том, что недавно со мной произошло нечто... Короче, я в растерянности, какой мужчина мне нравится... — она положила голову на его плечо и хлюпнула носом.
— Так вот из-за чего ты расклеилась? Вера! В таких делах главный советчик — время! Сделай паузу, дай сердцу успокоиться. Тем более, ты сказала, что Николай уезжает в экспедицию...
— Хорошо, папа, так я и сделаю... — дрожащими от волнения губами произнесла она так тихо, что слышен был шелест листвы за окном.
Глава 19.
Через две недели после начала экспедиции.
По коридорам Императорского Санкт-Петербургского университета разгуливала тревога. Та самая тревога, которая испокон веков любила только тех, кто не получил вакцины против такого чувства толпы как панический страх, и создавала в геометрической прогрессии душевное волнение. Стремительной походкой она скользила по натертому до блеска, не затоптанному, как это бывает в разгар учебного сезона, полу, бесцеремонно заглядывала в пустые залы и аудитории, останавливалась и зловеще перешептывалась сама с собой...
Профессор Иностранцев сидел за массивным столом аудитории, где обычно проходили заседания Русского антропологического общества и ястребиным взглядом сверлил приехавших утренним поездом пермского географа Старожилова и руководителя экспедиции Кондратьева.
— Так что теперь прикажете мне делать? Молча уйти в отставку? Или же сложить смиренно голову и идти на поклон к императору? Кто в ответе за пропажу троих людей? Вы, Антон Федорович? — профессор сделал жест рукой в сторону Старожилова. — Так станете утверждать, что не имеете никакого отношения к нашему учебному заведению! И будете правы! Тогда вы, Павел Ильич? — Иностранцев сложил ладони замком и вонзил свой взгляд в преподавателя истории. — Но вы в моем подчинении! Так что как ни крути, а придется отвечать мне!
— Александр Александрович, — несмело вставил реплику в небольшую паузу Кондратьев, — не спешите с выводами... Я думаю, что Арбенина, Сибирцева и Сиротина нельзя назвать пропавшими... Скорее всего, они просто отстали...
— И когда отстали? Уже неделю назад? За это время может произойти все что угодно! Люди... дай Бог, конечно, что они живы... могут нарваться на каких-нибудь зверей... Кто водится в этих пещерах?
— Летучие мыши! — подсказал Старожилов.
— Ну, мыши-то еще и ничего... А если тигр какой забредет... Чем будут отстреливаться?
— Оружия нет... — вздохнул Кондратьев. — Есть фонари и небольшой запас провианта. Да, и карта пещеры...
— Ну хорошо хоть это! — профессор потрогал волевой подбородок с небольшой бородкой и уже более спокойным тоном переспросил:
— Так вы их точно искали? Не бросили на произвол судьбы?
— Как можно сомневаться в этом? — с максимальной искренностью произнес Кондратьев. — Лично я не враг себе... Мы искали их трое суток и только потом... сообщили вам... Возвращались на то самое место, где и разошлись по разным галереям, в тот самый зал с огромными сталактитами и розовой девой...