Прощай, пасьянс
Шрифт:
— Все то же самое, — сказал он.
— Не вредно снова съездить в Париж. Увидеть иную картину. — Сестры сказали это хором. Они часто так говорили, он просто забыл об этом за то время, пока Лиза была замужем за Жискаром.
— Не думаю, что увижу что-то более потрясающее, чем двух хитрых девиц, которые влезли на скамеечку, чтобы оказаться выше всей толпы.
— Это была табуретка для ванны, — заметила Лиза. — У нас в парижском доме была ванна на высоких лапах.
— Как будто на звериных, — поддержала ее Мария. — Чтобы в нее залезть — без скамеечки
— А придумала наша тетя, она очень практичная. Она сказала: зачем идти туда, если из-за людских голов все равно ничего не увидишь? — объяснила Лиза.
— Наш батюшка хохотал до слез, когда узнал о такой проделке. Но потом, успокоившись, похвалил. Он всегда хвалит всех за находчивость. Он сказал: а кто запрещает брать с собой скамейки на коронацию императора? Я не видел таких указов. А если не видел — значит, можно.
Мария добавила:
— Когда ты сделал мне предложение, батюшка подумал и сказал… Помнишь, да, Лиза? — Мария повернулась к сестре.
— Конечно, помню.
— Да, он сказал, что отныне издал бы указ о том, что юные девушки обязаны брать с собой скамеечки на коронацию императоров. Чтобы их могли заметить будущие женихи.
Федор засмеялся:
— Мудрейший человек ваш батюшка!
— Он всегда был таким, — сказала Мария.
— Он и сейчас такой, — согласилась Лиза.
— По-прежнему весь в книгах? — поинтересовался Федор.
— А в чем же ему быть? Ты вот из купцов, да? Поэтому что с тобой ни делай, сколько языков ни выучи, а все твои старания будут направлены на торговлю. Верно? — спросила Лиза, в упор глядя на Федора.
Ему показалось, она стала больше отличаться от Марии. В лице появилась дерзость. Что ж, жизнь кладет отпечаток и на одинаковые лица. Вон взять цветы мака, который словно лес-подрост стоит стеной у их забора, и сравнить с тем, что выбился за его пределы. Тот уже с иными бутонами, другого оттенка. Но ничего, решил Федор, здешний воздух снова уравняет лица сестер. А также мысли и настроения.
Он вдруг почувствовал некоторую печаль, подумав о том, что они могли бы родиться разными. Тогда он лишился бы чего-то особенного. Какой-то игры, что ли. Может, потому, что всякий раз, когда он безошибочно узнавал Марию, его сердце переполнялось гордостью — как чутка его любовь.
— Верно, — сказал, Федор, поднося ко рту пышный пирог с черемуховым маслом. — Как верно и то, что ты никогда не ела таких пирогов, Лиза. Даже в Париже.
— С черемуховым маслом? — в раздумье повторила Лиза. — Такое бывает?
— Только в нашем купеческом городе Лальске.
Лиза покрутила перед глазами пирог, который протянул ей на серебряной тарелочке Федор, стараясь получше рассмотреть его и уловить запах.
— Расскажи, Федор, как его делают, — подталкивала Мария.
— Ты на самом деле знаешь как? — Лиза вскинула тонкие брови. — А не только ваша повариха Глафира?
— Знаю, — ответил Федор и подмигнул жене.
— Тогда рассказывай.
— Нужны размолотые в муку черемуховые ягоды. А еще тыква, сливочное масло и сметана, — перечислял Федор,
Лиза кивала, откусывая от пирога небольшие кусочки.
— Дальше, — требовала она.
— Можно подумать, ты станешь делать такое масло и печь пироги, — засмеялась Мария.
— Может быть, я собираюсь произвести фурор в Европе своими пирогами. Ты не подумала об этом?
— Ты снова собираешься в Европу? — спросила Мария и настороженно посмотрела на сестру.
— Возможно. — Лиза пожала плечами. — Кто знает… Но не в ближайший год, — поспешила она добавить. — Это так же точно, как точно то, что я хочу узнать остальные подробности приготовления черемухового масла, Федор.
— Вынимаешь из духовки тыкву, — охотно продолжил он, — отделяешь от кожуры, соединяешь ее с черемуховой мукой, сливочным маслом, сметаной и ложкой меда. Все хорошо перемешиваешь и ставишь на холод. А когда печешь пироги, добавляешь в муку. Вот такие пироги, — закончил он.
— Замечательные пироги, — похвалила Лиза.
— Давай бери, — угощал ее Федор. — А то ничего тебе не оставлю.
— Не оставишь? — с сомнением повторила Лиза, ее губы уже приготовились сложиться в насмешливую улыбку от пришедшей в голову мысли, которая сейчас явилась совершенно некстати. Потом она быстро спохватилась: нет, ту мысль, которая постоянно вертится в голове, надо затолкать подальше, поглубже. Сейчас он говорит только о черемуховых пирогах.
— Он пугает тебя, Лиза, — поспешила на помощь сестра, которая уловила интонацию Лизы и поняла, о чем та подумала. Потому что и она сама неотрывно думала о том же.
Мария порозовела. Федор заметил и принялся ее успокаивать:
— Да, конечно, оставлю я ей всего, чего она хочет.
Мария порозовела еще сильнее.
— Не веришь? Ты думаешь, я такой жадный? — не отступал Федор.
Мария вскочила со стула.
— Пойду скажу Глафире, чтобы достала орехов из ларя в кладовой.
— Вот правильно. Угостим Лизу нашими орешками. Неси!
Лиза готова была расхохотаться. Ей показалось, она снова сидит в Париже, в театре, смотрит на сцену, где между героями идет диалог с подтекстом, который понятен не всем. Она поспешила перевести разговор.
— Глафира все еще у вас служит? — спросила Лиза, тоже потянувшись за пирогом, как и Федор.
— А что ей сделается? Она год от года становится лучше. Мария дает ей указания, а ты сама знаешь, какие вы, Добросельские.
— А какие мы, Добросельские? — кокетливо спросила Лиза, слегка наклонив набок головку, увенчанную короной из кос.
— Вы-то? Малоежки да вкусноежки, — засмеялся он.
— Верно, — величественно кивнула Лиза. — М-м-м. Пожалуй, ты мог бы оставить меня ни с чем, но я все равно получу свое. Ты нас, Добросельских, знаешь!.. — Лиза снова ступила на скользкий путь. Она засмеялась и дерзко посмотрела на Федора.