Простительные грехи
Шрифт:
Я же полная противоположность. Умная, но только потому, что я работала над собой. Я не разочаровала на каждом уровне, но это не означало, что все давалось мне так же легко, как Лино. В моем идеальном мире я бы никогда не начала работать в офисе и занялась пением как карьерой. Но это не было предназначено для меня, и, несмотря на свою страсть к этому, я обнаружила, что предпочитаю анонимность открытых микрофонов вместо запланированных выступлений.
Мы оба вымыли руки, Лино снял кольца с наших пальцев и положил их в эркер над раковиной, выходящий на задний двор. Это был единственный намек на то, каким был дом
Лино повернул меня к стойке, на мгновение вытерев ее чистой тряпкой. Затем он взял стеклянную мерную чашку, наполнил ее водой и поставил в микроволновку, пока я наблюдала. Надев свой фартук, он взял муку и обхватил меня руками, чтобы высыпать приличную кучу на стол. Когда микроволновка выключилась, он схватил мерный стаканчик, добавил в воду две столовые ложки соли, отнес ее на остров и поставил рядом с рабочим местом.
— Ты умеешь разбивать яйца? — спросил он со усмешкой.
— Если ты не возражаешь против скорлупы в своих равиоли, конечно, умею. — Я улыбнулась, хихикнув, когда его лицо прижалось сзади к моему плечу, а его тело сотрясалось от смеха.
— Хорошо. Тогда я займусь яйцами. Сделай небольшую лужицу в центре муки.
— Это придаст текстуру, — поддразнила я и почувствовала, как он покачал головой. Его массивные пальцы сжимали по яйцу в каждой руке, и он легонько постукивал ими друг о друга над кучей муки. Полностью расколов одно и отложив скорлупу в сторону, он продолжил, пока в середине не оказалось четыре яйца.
— Добавь немного подсоленной воды. Медленно, — сказал он. Я кивнула, потянулась к мерному стаканчику и налила тонкую струйку воды в чашку с яйцами. — Ещё немного.
Его тело прижалось к моей спине, он взял мои руки в свои и отодвинул воду в сторону. Мне казалось, что он окружает меня, что он повсюду, когда он направил мои руки в лунку и использовал их, чтобы смешать яйца и воду. Я поморщилась. Я не думала, что когда-нибудь смогу забыть о том, как противна сырая еда, когда к ней прикасаешься.
Лино улыбнулся мне в шею, словно почувствовав мое недовольство.
— Все лучше, когда оно влажное, Самара, — прохрипел он. Я фыркнула от смеха и почувствовала, как смех сотрясает мое тело, вибрируя на его прессе через рубашку и фартук. — И это вот-вот станет намного грязнее.
Взяв мои руки за край муки, он зачерпнул немного, чтобы добавить ее к яйцам. Мука покрывала наши руки, липкая, грязная и прилипшая к моей коже. При любых нормальных обстоятельствах я бы, наверное, бросила. Но бросить означало потерять ощущение Лино, прижавшегося ко мне, его дыхания у моего уха и его рук, щекочущих мою спину, когда он направлял мои движения. Казалось, что всего на мгновение мы так же связаны физически, как всегда чувствовали себя эмоционально.
Я не могла потерять это. Не могла потерять связь с мужем в эту технически первую брачную ночью. Я честно сказала, что не знаю, смогу ли я отдать Лино свое тело. Я также подозревала, что мы пока не будем исследовать эту территорию.
Мы повторяли все действия, пока яйца не исчезли, оставив нам тесто, в которое Лино добавил еще воды и одно яйцо. Разминая и надавливая, каждое движение прижимало
Я не посмела отступить первой.
Так что я сдвинула свое тело, позволив ему взять контроль над собой, как оно хотело с того момента, как Лино прижался ко мне. Моя спина слегка выгнулась, когда я позволила ему вести меня, тесто превратилось в твердый комок, который он продолжал сворачивать на себя и дальше.
Стон, который он издал мне в ухо, когда я изменила позу, заставив мою задницу тереться о него, не должен был быть таким приятным. Он не должен был вибрировать во всем моем теле, как я чувствовала это до самой глубины души. Но быть признанной Лино, быть замеченной как нечто, присущее женщине, было тем, чего я хотела так долго, что невозможно было остановить внутренний отклик, который я чувствовала.
— Тесто готово, — наконец прошептал он, целуя меня в щеку и отступая.
Мы пошли мыть руки, чувствуя, что, может быть, момент уже упущен. Но пока я мыла свои, Лино наклонился и прижался к моим губам мягким, долгим поцелуем, который был в сто раз лучше, чем поцелуй в шею.
Потому что он длился долго.
Я еще больше запрокинула голову, не обращая внимания на то, как горячая вода капает с моих рук, когда я повернулась к нему и усилила поцелуй. Когда его рот открылся для меня, я только и могла, что не застонать, когда его язык коснулся моего. Неуверенно. Как будто он помнил мои слова о том, что ко мне не прикасались после Коннора, о том, что я не уверена, что смогу выдержать.
Лино не рискнул бы причинить мне боль, не рискнул бы взять то, что я еще не готова отдать. Но он мог дать мне это, — подтверждение в поцелуе, что он рядом, что он заботится обо мне, и что мы вместе. Неважно, с какими трудностями мы столкнулись на пути, или как мы запутались и танцевали вокруг друг друга.
Мы никогда не давали воли напряжению между нами, никогда не признавали его. Я не знала, почему Лино отказался, но, по-видимому, это уже не имело значения.
Он был моим мужем, а я его женой.
К лучшему или худшему.
Глава 20
Лино
Самара казалась почти счастливой от того, что проводит время с Энцо, и мне это не нравилось. Если бы я не доверял этому человеку, то, возможно, не решился бы уйти. Не то чтобы я не доверял Самаре, но даже я не мог отрицать, что наш брак не был традиционным. Сколько бы раз я ни пытался выразить свои чувства к ней, мне всегда казалось, что слишком рано, если я скажу ей, что люблю ее.
Я не мог позволить себе прогнать ее, а признание в любви — это серьезно. Я никогда не говорил таких слов женщине, у меня никогда не было возможности или желания, когда я был достаточно молод, чтобы не поддаться ограничениям моего отца. Достаточно молод, чтобы думать, что он не убьет Самару, если я прикоснусь к ней. Наша дружба была достаточно оскорбительна для этого человека, но он терпел ее до тех пор, пока я не опозорил имя своей семьи.