Просто вместе
Шрифт:
Нет, ну надо же…
Снова она. Сидит у машины номер семь с мешком мокрого белья у ног. И читает.
Он устроился напротив, но она его не заметила. Это всегда его восхищало… То, как она и Филибер умеют сосредоточиться… Ему это напоминало пивную, где некий тип преспокойно наслаждается жизнью, пока вокруг рушится мир. Впрочем, ему многое напоминало пивную… Он явно переусердствовал в детстве с телевизором…
Он решил поиграть сам с собой, сказал себе: вообрази, что ты только что вошел в эту вонючую прачечную самообслуживания на авеню де ла Бурдонне 29 декабря в пять часов вечера и впервые в жизни заметил эту девушку, — что бы ты подумал?
Он уселся на пластиковом табурете, сунул руки в карманы куртки и прищурился.
Прежде всего ты решил бы, что это парень. Так он и подумал, когда увидел ее впервые. Нет, не психопатка, а именно парень, только слишком женоподобный… Ты бы сразу потерял интерес. Хотя… Сомнения все же остались бы… Из-за рук, из-за шеи, из-за манеры поглаживать нижнюю губу ногтем большого пальца… Да, ты бы сомневался… Неужели все-таки девушка? Девушка, напялившая на себя мешок. Чтобы спрятать свое тело? Ты постарался бы смотреть в другую сторону, но то и дело невольно возвращался бы взглядом обратно. Потому что в этом парне что-то такое… Особенное…
Войди ты в занюханную прачечную-автомат на авеню де ла Бурдонне 29 декабря в пять часов пополудни и заметь ты этот силуэт, колеблющийся в унылом свете неоновых ламп, сказал бы себе в точности следующее: черт побери… Ангел…
В этот момент она подняла голову, увидела его, мгновение не реагировала, как будто не узнавала, и в конце концов улыбнулась. Это была не улыбка — так, легкий отблеск, знак, понятный лишь посвященным…
— Твои крылья? — спросил он, кивая на мешок.
— Что, прости?
— Да так, проехали…
Одна из сушилок остановилась, и она вздохнула, бросив взгляд на часы. К машине подошел типичный бродяга — вынул куртку и обтрепанный спальник.
Вот ведь как интересно… Сейчас он проверит свою теорию на практике… Ни одна нормальная девушка не положит вещи в сушку после бомжовских тряпок, уж он-то это точно знает — как-никак пятнадцать лет таскается по прачечным.
И он уставился на нее.
Она не отшатнулась и не засомневалась, на ее лице даже на мгновение не появилась гримаса отвращения. Она просто встала, мгновенно засунула одежду в машину и спросила, может ли он разменять ей деньги.
А потом вернулась на свое место, к своей книге.
Он почувствовал легкое разочарование.
Идеальные люди такие зануды…
Прежде чем вновь погрузиться в чтение, она спросила:
— Скажи-ка…
— Да?
— Если я подарю Филиберу на Новый год стиральную машину с сушкой, ты сможешь установить ее до отъезда?
— …
— Чему ты улыбаешься? Я что, сказала очередную глупость?
— Нет, нет…
Он сделал неопределенный жест рукой.
— Ты не поймешь…
— Эй, — она приложила большой и указательный пальцы ко рту, — по-моему, ты сейчас слишком много куришь, я права?
— Вообще-то, ты нормальная девчонка…
— А зачем ты мне это говоришь? Конечно, я нормальная девчонка…
— …
— Разочарован?
— Нет.
— Что читаешь?
— Путевой дневник…
— Интересно?
— Супер…
— О чем там?
— Ну… Вряд ли тебе это будет интересно…
— Уверен, что не будет, — хмыкнул он, — но уж больно мне нравится тебя слушать… Знаешь, я вчера снова ставил диск Марвина…
— Да что ты…
— Слушал-слушал…
— Ну и?..
— Проблема в том, что я ни черта не понимаю… Потому и поеду работать в Лондон. Хочу учить английский…
— Когда уезжаешь?
— Должен был получить место осенью, но теперь уж и не знаю… Из-за бабушки… Все дело в Полетте…
— А что с ней такое?
— Пфф… Не слишком-то мне хочется об этом говорить… Расскажи лучше об этих путевых заметках…
Он придвинул к ней свой стул.
— Знаешь, кто такой Альбрехт Дюрер?
— Писатель?
— Нет, художник.
— Никогда не слышал…
— Да нет же, я абсолютно уверена, что ты видел его рисунки… Некоторые из них очень знамениты… Заяц… Дикие травы… Одуванчики…
— …
— Для меня он бог. Ну… у меня их много, но он — номер один… А у тебя боги есть?
— Ну…
— В твоей работе? Например, Эскофье, Карем, Курнонский?
— Ну-у…
— Бокюз, Робюшон, Дюкас?
— А-а, ты об образцах для подражания! Конечно, есть, но они неизвестные… вернее, не такие известные… Менее шумные… Знаешь Шапеля?
— Нет.
— Пако?
— Нет.
— Сандеренса?
— Это тот, что работает у Люки Картона?
— Да… С ума сойти, сколько всего ты знаешь… И как это у тебя выходит?
— Ничего особенного, знаю понаслышке, но в самом заведении никогда не была…
— Так вот, он — настоящий… Он и Пако для меня мэтры… А если они не так знамениты, как остальные, так только потому, что проводят время на кухне… Так я думаю… Так себе это представляю… Хотя, может, я и ошибаюсь по всем статьям…
— Но кулинары общаются между собой? Вы делитесь опытом?
— Скорее, нет… Мы не очень-то болтливы… Слишком устаем, чтобы трепаться. Кое-что друг другу показываем, приемчики всякие, обмениваемся идеями, рецептиками, подтибренными в разных местах, но не более того…
— Жаль…
— Если бы мы умели красиво выражаться, не занимались бы этой работой, ясно же. Я, во всяком случае, тут же все бы бросил.
— Почему?
— Да потому… В этом нет никакого смысла… Это рабство… Видела, как я живу? Черт знает что. Ладно… Все… Я, вообще-то, о себе говорить не люблю… Так что там твоя книга?