Простые смертные
Шрифт:
Чувствуя себя выпотрошенным, я ринулся мимо Сеймура и Полин прямо к проклятой чаше с пуншем…
…но, увы, от Холли там уже не осталось и следа. В кармане завибрировал телефон – эсэмэс-сообщение от Олив Сан. Я быстро пробежал текст глазами:
Привет, эд, надеюсь, свадьба прошла хорошо, с Дюфресне все ОК, согласен на интервью 22-го в четверг. Ты сможешь вылететь к пирамидам в среду 21-го? Тетушка Доул Фрутс заедет за тобой прямо в отель. Ответь как можно скорей, всего наилучшего, о.с.
Моей первой мыслью было: вот он, результат! Имея полные основания полагать, что вся корреспонденция «Spyglass» находится «под присмотром» сразу нескольких государственных агентств, Олив Сан воспользовалась придуманной нами шифровкой: Дюфресне – это нечто вроде nom de texte или псевдонима, позаимствованного из фильма «Побег из Шоушенка»; мы обозначали им нашего главного палестинского «ходока по туннелям» на границе сектора Газа и Египта; «пирамиды» – это, естественно, Каир; Доул Фрутс – это ливанская «Хезболла», а «тетушка» – посредник. В общем, с первого взгляда это в точности та самая эскапада в духе Джеймса Бонда, какие мы, по мнению ребятишек вроде Сеймура, совершаем каждый день; вот только когда тебя задерживают агенты египетской службы безопасности и семьдесят два часа держат в бункере в центре Каира, пока туда наконец не явится раздраженный следователь и не начнет у тебя выяснять, как и зачем ты там оказался, «бондианой» и не пахнет. Идею с Дюфресне я подкинул Олив еще прошлой осенью, и ей пришлось потянуть бог знает за сколько нитей, чтобы все это организовать. Пресловутый Дюфресне – если, конечно, это один человек, а не десять – обладал поистине мифическим статусом и в Египте, и в секторе Газа, и в Иордании. Интервью с ним стало бы настоящей «бомбой» и повысило бы рейтинг нашего журнала в арабоговорящих странах примерно раз в десять. Блокады и санкции не приносят особых новостей: о них мало что можно сказать, а уж смотреть там и вовсе не на что. Кому какое дело, что Израиль запретил импорт порошкового молока в сектор Газа? А вот истории о туннелях под тюремными стенами – совсем другое дело. Это что-то вроде «Бегства из Колдица» или «Графа Монте-Кристо». Такую шнягу люди готовы лопать полной ложкой. Я был уже готов ответить Олив «да», но вдруг вспомнил об одной весьма важной вещи, и это меня остановило: в семь часов вечера в следующую среду мисс Аоифе Брубек выступит в роли Трусливого Льва в спектакле по книге Баума «Волшебник страны Оз»; причем этот спектакль, поставленный учениками начальных классов школы «Сент-Джудас», будет показан лишь однажды, и Аоифе, разумеется, ожидает, что ее любимый папочка будет на нем присутствовать.
Неужели я такой эгоцентричный ублюдок, что смогу пропустить звездный час в судьбе родной дочери? Почем я должен заботиться о чужих шестилетних детях, которые никогда не будут участвовать ни в каком спектакле, потому что погибли, когда израильские бульдозеры или ракеты «Хезболлы» уничтожили их дома? Это же не наши дети. Мы проявили достаточно ума, чтобы родиться там, где такие вещи не происходят.
Понимаешь, в чем тут проблема, Сеймур?
Охранники, дежурившие у входа в отель «Сафир», узнали машину Насера, подняли шлагбаум и помахали нам. С хрустом притормозив на гравиевой дорожке, Насер сказал мне:
– Значит так, Эд: завтра мы с Азизом приходим к десяти утра; мы с тобой расшифруем магнитофонные записи, а Азиз принесет фотографии. Удивительная будет история – на радость Олив.
– Ладно, увидимся завтра в десять.
Не вылезая из машины, я вручил Насеру конверт с полученными в «Spyglass» долларами в качестве гонорара за проделанную сегодня работу. Затем мы пожали друг другу руки, Азиз вылез и выпустил меня из полу-«Короллы» через свою дверцу. Они проехали всего несколько метров и остановились. Я решил, что опять что-то неладно с зажиганием, но Насер, высунувшись из окошка, чем-то помахал мне и крикнул:
– Эд, возьми!
Я подошел, и он сунул мне свой маленький диктофон.
– С чего это вдруг? Ты же завтра приедешь.
Насер скорчил рожу.
– Пусть лучше у тебя будет, оно надежней. Там много хороших записей.
И с этими словами он развернул машину и по площади с круговым движением снова двинулся к пропускному пункту. А я стал медленно подниматься на крыльцо отеля. Окна в нем были как черные прямоугольники. Даже если случайно давали электричество, то постояльцев все равно предупреждали, чтобы в ночное время они выключали свет и старались зря не подвергать себя риску снайперских выстрелов. У окованных металлом дверей меня встретил Тарик, дежурный сотрудник службы безопасности, вооруженный снайперской винтовкой «Драгунов».
– Как дела, мистер Эд? Нигде сегодня не зависли? – Тарик всегда с удовольствием употреблял сленг.
– Не могу пожаловаться, Тарик. А у вас сегодня тихо?
– Да, сегодня тихо. И слава богу.
– Биг Мак уже вернулся?
– Да, да. Этот ваш пижон уже в баре.
Я щедро платил Тарику и его коллегам за то, чтобы они сообщали мне, если кто-то из аутсайдеров начнет обо мне расспрашивать, а сами отвечали подобным типам весьма туманно. Не то чтобы я был полностью уверен, что Тарик не берет «гонорары» у обеих сторон, но до сих пор он вроде бы соблюдал принцип, что не стоит резать курицу, несущую золотые яйца. Миновав стеклянные двери, я оказался в круглом вестибюле, где у конторки консьержа слабо светилась энергосберегающая лампочка. Под потолком в лобби висела огромная люстра, но я ни разу не видел ее зажженной; люстра была вся опутана клочьями паутины, и я каждый раз, стоило мне ее увидеть, представлял себе, как она с грохотом падает на пол. Мистер Куфаджи, менеджер отеля, помогал какому-то парню грузить отслужившие свое автомобильные аккумуляторы в прицеп грузовика. Сдохшие аккумуляторы меняли на живые каждое утро, как у нас в Англии бутылки молока. Постояльцы использовали аккумуляторы для подзарядки своих лэптопов и мобильников.
– Добрый вечер, мистер Брубек, – сказал менеджер, промокая носовым платком взмокший лоб. – Вам, наверное, нужен ключ?
– Добрый вечер, мистер Куфаджи. – Я подождал, пока он достанет из шкафчика ключ. – Пожалуйста, выделите и мне один из аккумуляторов, если можно.
– Конечно! Я пошлю этого парня к вам наверх, как только он вернется.
– Буду очень вам благодарен. – Мы с ним придерживались старой школы, несмотря на то что весь Багдад уже разбомбили к чертям собачьим, а «Сафир» больше никак не мог считаться пятизвездочным и куда больше походил на военный лагерь, обслуживаемый сотрудниками умершего отеля.
– Мне показалось, я слышу твой нежный голосок. – В дверях полутемного бара возник Биг Мак с гондурасской сигарой в руке, бар служил и общей гостиной, и мельницей слухов, и местом обмена всевозможными услугами. – Как, по-твоему, который сейчас час?
– Я пришел позже тебя, а значит, за пиво сегодня платишь ты.
– Нет-нет-нет, мы договаривались, что за пиво платит тот, кто придет последним!
– Это бесстыдная ложь, мистер Маккензи, и вы это знаете.
– Между прочим, бесстыдная ложь ускоряет войны и дает работу голодным репортерам. Заснял какую-нибудь уличную акцию в Фаллудже?
– Кордоны слишком плотные. А как твои дневные прогулки?
– Пустая трата времени. – Биг Мак с наслаждением наполнил легкие сигарным дымом. – Ездил в лагерь наших победоносных сил Camp Victory, и там мне заявили, что в связи с активизацией военных действий полагается действовать более осмотрительно – то есть в настоящий момент корпус морской пехоты слишком занят, чтобы заботиться о таких жирных задницах, как мы. В общем, мы в очередной раз пожевали всякое дерьмо с военными пресс-атташе, а потом нас втиснули в конвой с припасами и отправили обратно в Багдад. Но, естественно, не в ту его часть, которая вдребезги разнесена минометным огнем. А у тебя что-нибудь вышло?
– У меня получше. Мы нашли передвижную больницу для беженцев из Фаллуджи, а потом наткнулись на сбитый вертолет «Kiowa». Азиз даже успел сделать несколько снимков, прежде чем один твой соотечественник в военной форме очень вежливо попросил нас убраться к чертовой матери.
– Неплохо, но… – Биг Мак подошел ближе и даже понизил голос, хотя мистер Куфаджи давно уже убрался восвояси, – один из «хорошо информированных источников» Винсента Агриппы двадцать минут назад прислал ему эсэмэс насчет приказа об «одностороннем прекращении огня»; приказ якобы вступает в силу с завтрашнего дня.