Простые смертные
Шрифт:
– Холли всегда говорила, что менингит как-то странно перевернул его мозги, словно каким-то образом значительно увеличив их возможности, что ли.
– Да, ведь не зря же говорят, что неврология – это последняя граница.
– Хотя сами вы не разделяете эту «менингитную теорию», не так ли?
Айлиш поколебалась, потом сказала:
– После болезни изменился не мозг Жако. Изменилась его душа.
Я, сохраняя самое серьезное выражение лица, спросил:
– Но если его душа стала другой, то был ли он по-прежнему…
– Нет. Он больше уже не был Жако. Во всяком случае, он был уже не тем Жако, который приезжал ко мне в гости в пятилетнем возрасте. В свои шесть лет Жако уже стал… как бы кем-то другим.
Трудно что-либо прочесть по лицам тех, кому за восемьдесят: кожа настолько покрыта морщинами, а глаза становятся непроницаемыми, как у птиц, так что весьма сложно отыскать подсказку. Оркестр пополнился представителями Корка, которые дружно заиграли «Ирландскую реку».
– Я полагаю, вы держали эту точку зрения при себе, Айлиш?
– О да. Им было бы больно услышать такое. Это почти то же самое, что и разговоры о безумии Жако. Я лишь однажды высказала свои соображения одному человеку. И этим человеком был сам Жако. Через несколько дней после истории с Беккетом случилась гроза, и когда на следующее утро мы с Жако собирали водоросли на берегу бухты чуть ниже моего сада, я напрямик спросила у него: «Жако, ты кто?» И он ответил: «Я гость, прибывший с добрыми намерениями, Айлиш». Ну что ж. Я так и не смогла заставить себя задать следующий вопрос: «А где же сам Жако?», но он, по-моему, каким-то образом услышал мою мысль и сказал, что Жако не мог остаться, но все воспоминания Жако – в целости и сохранности. Это был самый странный момент в моей жизни, а я пережила немало странных моментов.
Я встал, потом снова сел, разминая затекшую ногу.
– А что вы делали потом?
Айлиш пожала плечами – хотя казалось, что она пожала лицом.
– Да ничего. Расстелили собранные водоросли на грядке с морковью. Словно заключив между собой договор, если угодно. Кэт, Шэрон и Холли на следующий день уехали. И только когда… – Айлиш нахмурилась, – я узнала, что он исчез… – Она посмотрела на меня: – …Понимаешь, мне всегда хотелось узнать, не связан ли тот путь, по которому он нас покинул, с тем, по которому он сюда явился…
Раздался громкий хлопок откупоренной бутылки, и за большим столом весело зашумели.
– Для меня большая честь, Айлиш, что вы все это мне рассказываете. Поверьте, я это говорю не для красного словца. Но почему вы мне все это рассказываете?
– Мне было велено это сделать.
– Кем это… велено?
– Так написано в Сценарии.
– В каком еще сценарии?
– У меня есть некий дар, Эд. – Я вдруг заметил, что у этой старой ирландки глаза зеленые в крапинку, как у дятла. – Он есть и у Холли. Ты знаешь, о чем я говорю, так что должен меня понять.
Болтовня за большим столом то становилась громче, то стихала, как морские волны, набегающие на гальку.
– Я догадываюсь, что вы имеете в виду: те голоса, которые Холли слышала в детстве и некую… в общем, то, что в некоторых кругах назвали бы «способностью предвидения».
– Да, для этого существуют разные названия, что вполне справедливо.
– Для этого существуют также вполне разумные медицинские объяснения, Айлиш.
– Я совершенно не сомневаюсь, что существуют, и можно даже начать их собирать. А по-ирландски мы называем эту способность Cluas faoi run – «тайное ухо».
У двоюродной бабушки Айлиш на руке был браслет из камней «тигровый глаз», и все время, пока она говорила со мной, теребила этот браслет, одновременно исподтишка наблюдая.
– Айлиш, должен сказать… то есть… я очень уважаю Холли, и, знаете… у нее, безусловно, чрезвычайно развита интуиция… иной раз просто оторопь берет. И я отнюдь не считаю глупостью ни одну из ваших традиций, однако…
– Однако ты скорее съешь собственную руку, чем купишься на все это мумбо-юмбо? На все эти рассказы насчет внутреннего зрения, «тайных ушей» и еще невесть чего, которые тут плетет старая полоумная ведьма из Западного Корка?
Именно так я на самом деле и думал, а потому лишь извиняюще улыбнулся.
– И тебе кажется, что все у вас хорошо и спокойно. Но это только для тебя, Эд…
Я почувствовал, как в висках застучала знакомая боль.
– …но не для Холли. Ей ведь с этим приходится жить. А это ох как трудно – я-то знаю. И Холли в сверкающем современном Лондоне куда трудней, по-моему, чем мне в нашей туманной древней Ирландии. Ей понадобится твоя помощь. И, мне кажется, очень скоро.
Пожалуй, я никогда еще не вел во время свадьбы таких странных разговоров. Но, по крайней мере, этот разговор не был связан с Ираком.
– И что же мне делать?
– Верить ей, даже если ты в это не веришь.
К нам подошли Кэт и Рут; после румбы, имевшей оглушительный успех, они сияли.
– Вы что тут как воры затаились? Прямо навек нас покинули!
– Айлиш рассказывала мне о своих приключениях в арабских странах, – улыбнулся я, но из головы у меня не шла последняя фраза старой ирландки.
– А вы видели, как Кэт и Дэйв танцевали? – спросила Рут.
– Видели и восхищались обоими, – сказала двоюродная бабушка Айлиш. – А Дэйв-то как был хорош! Хвост перед тобой распускал, прямо как павлин, – и это в его не таком уж юном возрасте!
– Мы, когда с ним познакомились, часто ходили на танцы, – сказал Кэт, и я заметил, что у нее, поскольку она находилась среди своих, ирландский акцент стал куда заметней. – А потом у нас появился «Капитан Марло», и стало не до танцев. Мы больше тридцати лет никуда вдвоем по вечерам не выходили.