Просыпайся, любимый

Политова Екатерина

— Что-то мне это не нравится… — бормочу я вполголоса, когда вдруг вижу, что зал вкатывают… высокую клетку с фениксом, окруженную полем Белого Древа, чтобы птица никого не задела.

Феникс прекрасен, величествен. Его окутывает густое рыжее пламя. Рядом во фраке появляется Вердер со свитой. Он держится прямо и гордо. Позади него бледной тенью возникает его жена Лиза.

Я сдерживаю вскрик и хватаю мать за руку, когда следом за клеткой в зал втаскивают Фабиана. По залу проходит удивленный ропот. Мэр и начальник полиции не двигаются с места и спокойно наблюдают. Руки

и ноги Фабиана скованы цепями. Он в черном, такое ощущение… будто после клуба домой он так и не попал. Его темные волосы были мокрыми, будто его окатили водой, прежде чем притащить сюда. Мутные глаза были открыты, но голова безвольно висела. Его бросили на пол рядом с клеткой, и он только едва пошевелился. Это всё, на что его хватило.

Я, повинуясь порыву, шагаю к нему, но мать держит меня.

— Стоять, — шипит она мне в ухо.

Те сообщения утром, вдруг их писал вовсе не он? Это я, это я во всем виновата. Делаю над собой усилие, чтобы не потерять лицо и твердо смотрю Вердеру в глаза. Но моя рука в цепких пальцах Урсулы дрожит. А моё сердце истерично бьется где-то в районе горла.

— Итак, дорогие гости! Все уже поняли, что Герда сегодня не смогла присутствовать на вечере в свою честь, — гулко разноситься по залу голос магистра.

А я смотрю только на Фабиана валяющегося у его ног и силюсь понять, что они с ним сделали. На нем нет крови, но... они могли просто местами исцелить его Белым Древом... Накачать наркотиками, да чем угодно!

— Но боюсь, что недавно в городе произошел один очень неприятный, совершенно нелепый, но, все мы согласимся, безумно опасный случай! — улыбаясь говорит Вердер, но его глаза полны ярости, когда взгляды встречаются. Рука магистра ныряет под полу пиджака, и я вижу серебристый пистолет.

Я дергаюсь, но Урсула опять рычит:

— Нет.

Он убьет Фабиана. Накажет и его и меня на глазах у половины города. И, судя по всему, никто не собирается ему мешать. Я закусываю губу до боли и пытаюсь держаться.

— Все мы уже забыли о старых правилах, введенных ещё до войны, в старые времена. Одно, как мы знаем, гласило — нельзя отбирать перо у феникса против его воли. Но кто-то решил пренебречь всеми запретами, верно, Фаола? — Вердер вдруг посмотрел на меня и рассмеялся, а потом подошел к Фабиану, присел возле него и поднял его за волосы. — Тогда это правило ввели именно из-за таких вот историй с воскрешением. И наказанием была смерть, Фаола фон Стредос. Но только перо взяла не ты.

— Нет, нет, пожалуйста… — не сдерживаюсь я и вырываюсь из рук матери. — Отыграйся на мне, но не трогай его, прошу!

Мой дрожащий голос разносится по залу в полной тишине.

Вердер внимательно меня разглядывает. Да все они сейчас меня разглядывают, но мне плевать. Я держу свои слезы взаперти, чтобы не разрыдаться перед этими шакалами. Магистр отпускает Фабиана и его голова безвольно падает. Что с ним? Почему он не реагирует?

— Боюсь, для начала, я должен убить кое-кого ещё, чтобы предотвратить беспредел, который творят фон Стредос в нашем прекрасном городе.

Вердер резко разворачивается, и я вздрагиваю от выстрела.

Кто-то в зале вскрикивает. Удивленно открыв рот вижу, как горит голова феникса разорванная пулей, а потом его тело быстро начинает распадаться, превращаясь в пепел.

— А вот теперь очередь Фабиана Бернота. За нарушение статьи двадцать три, пункта один, кодекса Академии, вы приговариваетесь к смерти. Господин Мэр?

Мэр лишь поднимает жирную руку вверх, будто его это не касается.

Вердер взводит курок над головой Фабиана, а я истерично бросаюсь вперед, чтобы остановить это безумие.

Глава 4.3

Мне позволяют это сделать, когда я, подвернув ногу на шпильке, закрываю Фабиана от пистолета. Вердер медлит. Будто делает это специально. А мне плевать, я не могу этого допустить. Только жду, когда пуля прилетит в спину. Упираюсь щекой в ледяное, до ужаса холодное плечо Фабиана и обхватываю его дрожащими руками.

Плевать на меня, но он последний кто заслужил смерти.

Но вдруг слышу странный звук будто треск статики и открываю глаза. В центр зала бьет молния, толпа ахает и на середине появляется большая черная коробка, перевязанная алым бантом.

Фабиан под моей рукой дергается, цепь на нем гремит, и я наклоняюсь к нему.

— Прости, прости меня, я подвела тебя, — шепчу ему на ухо, убирая упавшие на лицо волосы.

— Да… — выдыхает он, его глаза из-под приоткрытых век смотрят в никуда.

— Что?

— Ты… всех подвела…

— Фаола, не могла бы ты проверить коробку? — звучит над головой заискивающий голос Вердера.

— Я бы не советовал, — начальник полиции, сложив руки на большом животе аккуратно обходит “подарок”.

— Магистр, представление окончено? — вкрадчиво уточняет моя мать, её голос сильный, властный, разносится по залу.

— Я принесу тебе его кровь, я тебе его голову принесу, но только если Фабиан останется жить, — говорю я, продолжая его обнимать. Он никогда меня не унижал, всегда был со мной нежен, любил меня… Он не должен из-за меня страдать.

— Хм. Если у тебя не выйдет, я его убью. И воскресить ты его не сможешь, — шипит Вердер, и я смотрю на него прожигая взглядом. Убить хочу этим взглядом. Но что мне тогда останется? Я потеряю всё. — А теперь, я хочу, чтобы ты посмотрела, что за подарок нам прислали. Я думаю, мы все понимаем… от кого эта дрянь. Вперед, — приказывает он мне.

И я поднимаюсь, люди жмутся к стенам, кто-то уходит. Но многие хотят увидеть. Насмешливые взгляды окутывают меня, а я устала держаться, делать вид, что мне всё равно.

Я присаживаюсь возле коробки, мраморный пол холодит голые колени. Там что-то большое. Там может быть что угодно.

— Фаола, не надо… — слышу тихий шепот Урсулы. — Брось это, дочь.

Даже если там что-то, что уничтожит этот зал, что превратит его в пепел и пыль, мы с матерью выживем. И Вердер… скорее всего тоже. Я оборачиваюсь на Фабиана, он уже умудрился сесть, но его качало, голова по-прежнему болталась, он не смотрел на меня. И я вновь возвращаюсь к коробке. Боязливо тяну алую ленту на черной коробке.