Противостояние. Том II
Шрифт:
Ларри поймал себя на том, что его руки нервно складывают из афишки с повесткой, которую он помнил почти слово в слово, бумажный самолетик. Присутствовать на заседаниях организационного комитета было забавно, как играть в игру, в которой дети изображают из себя членов парламента, попивая в гостиной колу, закусывая ее приготовленным Фрэнни пирогом и болтая между собой. Даже та часть заседания, которая касалась засылки шпионов через горный хребет, прямо в лапы темного человека, казалась игрой отчасти потому, что он даже вообразить не мог себя самого в этой роли. Нужно растерять последние мозги, чтобы обречь себя на подобный кошмар. Но на их закрытых заседаниях в комнате,
Но теперь, сидя в центре зала между Люси и Лео (Надин он не видел весь день, и Лео, кажется, тоже не знал, где она. «Ушла куда-то», — безучастно бросил он), Ларри осознал всю правду, и правда эта раздирала его внутренности, как раскачивающийся таран. Это была уже не игра. Здесь находилось пятьсот восемьдесят человек, и большинство из них понятия не имели, что Ларри Андервуд — никакой не славный парень и что первый человек, которого Ларри Андервуд попытался взять под свою опеку после эпидемии, умер от слишком большой дозы снотворного.
Его ладони были холодными и влажными. Они снова машинально попытались сложить из афишки бумажный самолетик, и он заставил себя остановиться. Люси взяла в руки его ладонь, сжала ее и улыбнулась. Он сумел ответить ей слабой улыбкой, больше похожей на гримасу, а в душе своей услыхал голос матери: «В тебе чего-то не хватает, Ларри».
От этих мыслей его охватила паника. Можно ли еще как-то выбраться из этого, или все уже зашло слишком далеко? Он не хотел жить с этим камнем на сердце. На закрытом заседании он уже выдвинул предложение, которое могло обречь Судью Фарриса на смерть. «Если его забаллотируют и кто-то другой займет его место, им придется голосовать заново, посылать Судью или нет, верно? Ну конечно, придется. И они проголосуют за то, чтобы послать кого-то другого. Когда Лори Констабл назовет меня, я просто встану и скажу, что отказываюсь. И разумеется, меня никто не сможет принудить, так? Не сможет, если я сам решу отказаться. И кому на хрен нужна такая кутерьма?»
Уэйн Стаки сказал на том давнишнем пляже: «В тебе какая-то сила, способная сокрушать металл».
Люси тихонько произнесла:
— Ты отлично подойдешь.
— М-мм? — вздрогнул он.
— Я говорю, ты отлично подойдешь. Правда, Лео?
— О да, — сказал Лео, вертя головой. Его глаза, не отрывались от публики, словно не могли еще сообщить мозгу количество собравшихся. — Классно.
«Что ты понимаешь, жалкая дурочка, — подумал Ларри. — Держишь меня за руку и не догадываешься, что я могу принять поганое решение и в результате угробить вас обоих. Я уже на пути к тому, чтобы угробить Судью Фарриса, а он поддерживает мое ё…е выдвижение. Что же это за мясорубка такая?» Из горла у него вырвался слабый хриплый звук.
— Ты что-то сказал? — спросил Люси.
— Нет.
Тут Стю двинулся через сцену к трибуне, его красный свитер и голубые джинсы очень четко вырисовывались в ярком, резком свете ламп, питавшихся от генератора «Хонда», установленного Брэдом Китчнером и ребятами из его команды с электростанции. Где-то в центре зала раздались аплодисменты — Ларри не разобрал, где именно, и какой-то циничной частью своего сознания решил, что это составная часть спектакля, организованного Гленом Бейтманом, их штатным консультантом и экспертом по искусству управления толпой. Впрочем, это не имело значения.
Потом весь зал поднялся на ноги, аплодисменты стали походить на шум проливного дождя, и люди принялись выкрикивать: «Браво! Браво!» Стю поднял руки, но публику уже ничто не могло остановить; крики зазвучали с удвоенной силой. Ларри скосил глаза на Люси и увидел, что она яростно хлопает в ладоши, не отрывая взгляда от Стю, скривив рот в дрожащей, но восторженной улыбке. Она плакала. С другого бока Лео тоже аплодировал, с такой энергией снова и снова сдвигая ладоши, что Ларри показалось, они отвалятся, если это продлится чуть дольше. От бурной радости словарный запас Лео, с таким трудом возвратившийся к нему, улетучился, так порой люди забывают на время английский, если он для них не родной. Парнишка лишь громко и восторженно улюлюкал.
Брэд с Ральфом подключили к генератору и громкоговоритель. Стю дунул в микрофон и произнес:
— Леди и джентльмены…
Однако аплодисменты не стихали.
— Леди и джентльмены, если вы усядетесь на свои места…
Но они не хотели усаживаться на свои места. Аплодисменты не смолкали, и Ларри, ощутив боль в руках, посмотрел вниз и увидел, что хлопает в ладоши так же яростно, как и все остальные.
— Леди и джентльмены…
Эхо от аплодисментов гремело громовыми раскатами. Наверху семейство ласточек, поселившихся в этом приятном и тихом местечке после нашествия чумы, теперь, неистово хлопая крыльями, носилось в воздухе, обезумев от желания убраться куда-нибудь подальше от людей.
«Мы аплодируем сами себе, — подумал Ларри. — Мы аплодируем тому факту, что мы все живы и собрались здесь вместе. Не знаю, может быть, мы таким образом говорим: привет тебе, общество. Привет, Боулдер. Наконец-то. Как хорошо быть здесь, как здорово остаться в живых».
— Леди и джентльмены, пожалуйста, я буду крайне признателен вам, если вы сядете на свои места.
Аплодисменты начали понемногу стихать. Теперь можно было услышать, как дамы — и некоторые мужчины тоже — шмыгают носами. Носы были прочищены. Разговоры перешли на шепот. По залу прокатился шорох рассаживающихся по местам людей.
— Я рад, что вы все здесь, — сказал Стю. — Я рад, что сам нахожусь здесь, с вами. — Микрофон зафонил, и Стю пробормотал: — Чертова штуковина. — Его слова ясно и отчетливо разнеслись по всему залу. Раздались негромкие смешки, и Стю покраснел. — Наверное, нам всем придется снова привыкать к этим штучкам, — сказал он, и это вызвало новую овацию.
Когда аплодисменты стихли, Стю продолжал:
— Для тех из вас, кто незнаком со мной, я — Стюарт Редман, уроженец Арнетта, штат Техас, хотя это, как сам и понимаете, не близко от моего нынешнего местопребывания. — Он прочистил горло, микрофон чуть зафонил снова, и Стю опасливо отодвинулся от него. — Еще я порядком волнуюсь, стоя здесь, так что вы уж потерпите…
— Мы потерпим, Стю! — восторженно выпалил Гарри Данбартон и тут же был вознагражден признательным смехом. «Как на религиозных пикниках, — подумал Ларри. — Скоро они станут распевать гимны. Ручаюсь, если бы здесь была Матушка Абагейл, мы бы уже распевали их».
— Последний раз на меня смотрело столько народу, когда наша маленькая средняя школа болела за свою футбольную команду в серии решающих матчей, по тогда глазели не на меня одного, а еще на двадцать одного парня, не говоря уже о нескольких девчонках в модных в ту пору коротеньких юбочках.