Противостояние. Том II
Шрифт:
Стю очень медленно произнес:
— Что ж, у меня есть свои суеверия. Надо мной нередко смеялись из-за них, но они у меня есть. Я знаю, что нет никакой разницы, две сигареты прикуривает парень от одной спички или три, но две не действуют мне на нервы, а от трех мне становится не по себе. Я не хожу под приставными лестницами и не люблю, когда черная кошка перебегает мне дорогу. Но жить без науки… быть может, поклоняться солнцу… думая, что чудовища катают кипящие шары по небу, когда грохочет гром… Нет, лысик, я не могу
— Но предположим, что все эти вещи — правда, — тихо сказал Глен.
— Что-о?
— Допустим, что эра рационализма только что миновала. Я лично почти уверен в этом. Знаете, она приходила и уходила раньше; она чуть не покинула нас в шестидесятых годах нашего века, так называемая Эра Водолея, и она взяла почти бессрочный отпуск в средние века. И допустим… Допустим, когда рационализм уходит, некий слепящий яркий свет исчезает на время, и нам становится видна… мы можем видеть… — Он запнулся, его глаза словно заглянули внутрь себя.
— Что видеть? — спросила Фрэн.
Он поднял на нее глаза; они были серыми и какими-то странными, словно излучающими свой собственный внутренний свет.
— Черную магию, — мягко сказал он. — Вселенную, полную чудес, где вода струится вверх по горам, где тролли живут в глухих лесах, а драконы — в пещерах. Яркие чудеса, белую силу. «Лазарь, восстань». Воду, превращающуюся в вино. И… быть может… только быть может… избавление от дьяволов. — Он помолчал, потом улыбнулся и добавил:
— Путь к жизни.
— А темный человек? — тихо спросила Фрэн.
Глен пожал плечами.
— Матушка Абагейл называет его сыном Сатаны. Может, он всего лишь последний кудесник рационального мышления, собирающий против нас орудия технологии. А может, тут что-то еще, что-то намного темнее. Только знаю, что он есть, и я больше не думаю, что социология, или психология, или любая другая логия положит ему конец. Я полагаю, это сделает лишь белая магия… а наш белый маг бродит где-то там, и одиночестве. — Голос Глена едва не сорвался, и он быстро опустил глаза.
Снаружи теперь была лишь тьма, ветерок, дувший с гор, швырнул очередную струйку дождя на стекло окна гостиной Стю и Фрэн. Глен стал раскуривать трубку. Стю вытащил из кармана пригоршню мелочи и начал встряхивать монетки, а потом раскрывать ладони, чтобы посмотреть, сколько из них легли решкой, а сколько — орлом. Ник рисовал сложные загогулины на первой страничке своего блокнота, а перед собой видел пустые улицы Шойо и слышал — да, слышал, — как голос шепчет ему: «Он идет за тобой, глухарек. Он уже ближе».
Через некоторое время Глен и Стю разожгли камин, и все стали смотреть на огонь, почти не разговаривая.
Когда
Она почувствовала, как ее глаза наполняются слезами, и сердито приказала себе не поддаваться им, не создавать лишнюю проблему вдобавок ко всем остальным, но та ее часть, которая заведовала слезовыделением, была, казалось, не очень-то расположена подчиняться.
Потом Стю неожиданно просветлел:
— Постой! Да ведь я чуть было не забыл!
— Что забыл?
— Сейчас покажу! Стой, где стоишь! — Он вышел за дверь и шумно зашагал вниз по лестнице.
Она приблизилась к двери и через секунду услышала, как он поднимается обратно. Он что-то нес в руке, и это была… была…
— Стюарт Редман, где ты достал это? — с радостным удивлением спросила она.
— В магазине народной музыки, — ответил он с ухмылкой.
Она взяла стиральную доску и оглядела ее со всех сторон. В мерцающем свете фонаря та отливала синевой.
— Народной?..
— В конце Уолнат-стрит.
— Стиральная доска в музыкальном магазине?
— Ага. Там еще было отличное корыто, но кто-то уже успел провертеть в нем дырку и превратил его в контрабас.
Она засмеялась, потом положила стиральную доску на диван, подошла к нему и крепко обняла. Его руки скользнули к ее груди, и она стиснула его еще сильнее.
— Врач сказал — побольше музычки, — прошептала она.
— М-мм?
Она прижалась лицом к его шее.
— Ему от этого только здорово. Так, во всяком случае, поется в песне. Ты можешь сделать так, чтобы мне было здорово, а, Стю?
Усмехнувшись, он взял ее на руки.
— Ну, — заявил он, — пожалуй, я могу попытаться.
На следующий день Глен Бейтман ворвался в их квартиру в четверть третьего, даже не постучавшись. Фрэн в это время была у Люси Суонн, где они вдвоем пытались поставить опару. Стю читал вестерн Макса Брэнда. Он поднял голову и, увидев Глена с бледным изумленным лицом и широко вытаращенными глазами, швырнул книжку на пол.
— Стю, — сказал Глен. — Ох, Стю, как же я рад, что застал тебя.
— Что случилось? — резко спросил Стю. — Что… кто-то нашел ее?
— Нет, — сказал Глен и опустился на стул так, словно у него вдруг подкосились ноги. — Это не плохие новости, а хорошие. Но это очень странно.