Противостояние
Шрифт:
Эпизод 8 ПОВОРОТ
Василий Леонтьев вошел в президентский кабинет. Алексей поднялся ему навстречу, пожал руку и произнес:
– По лицу вижу, доволен. Что у тебя?
– Швеция присоединяется, - ответил Леонтьев.
– Отлично, - щелкнул пальцами Алексей.
– Когда летишь в Хельсинки?
– Завтра утром. Подписание договора состоится седьмого марта.
– В добрый час.
– Поздравляю, - улыбнулся Леонтьев.
– Четыре года напряженной работы.
– Для меня - девять, - поправил Алексей. Проводив премьера, он встал у окна, уперевшись руками в подоконник. На Неве стоял лед, но было заметно, что уже начинается оттепель. По набережной катили машины. Много машин. В основном западного производства. "Руссо-балт" так и не сумел утвердиться на рынке средних и малолитражных машин, поэтому такие автомобили поставлялись в Северороссию преимущественно из Европы. Лучше всего раскупался "фольксваген-жук".
В этот день, пятого марта пятьдесят третьего года, премьер-министр Северороссии вылетал в Хельсинки для подписания совместного договора между Северороссией, Эстонией, Финляндией, Норвегией, Данией и, как теперь выяснилось, Швецией о полной отмене таможенных пошлин, торговых квот и ограничений в передвижении рабочей силы между этими государствами. Эту идею Алексей выдвинул еще в сорок восьмом на конференции Балтийских государств, но реализовать ее удалось только теперь. Вначале все боялись агрессии Советского Союза и восточной Северороссии. После успешного разрешения кризиса сорок девятого года, когда западу и востоку впервые удалось договориться, этих опасений стало меньше, но возобладали экономические соображения. Эстонцы и финны боялись, что соседи с более развитой промышленностью полностью задавят их машиностроение, а союз аграриев Северороссии, шведы и норвежцы заявляли, что более дешевые и весьма качественные мясные и молочные продукты из Эстонии и Финляндии погубят их сельское хозяйство. Снять противоречия и выработать совместную программу унификации таможенных и налоговых режимов удалось только сейчас.
"Неплохое завершение политической карьеры, - подумал Алексей.
– Все же у меня получилось! Вот уж в пятьдесят четвертом им не удастся меня уговорить пойти на третий срок. Ну, в пятидесятом - я понимаю, международная обстановка, страсти из-за только что улегшегося приграничного кризиса, корейская война, незаконченная экономическая реформа. А теперь что? Северороссия по среднедушевым показателям потребления входит в первую тройку в Европе, а по темпам экономического роста опережает Германию. Мы член ЕЭС* и НАТО с первых дней создания этих организаций. Нашей безопасности ничего не угрожает. Увы, во внешней политике мы должны следовать курсу США. Но это плата за защиту от возможной агрессии Советского Союза. Восстановление независимого внешнеполитического курса, объединение восточной и западной Северороссии - это задача уже будущих поколений. Я и не доживу, наверное. Пока мир такой, двухполярный, нам самостоятельную партию сыграть будет сложно. Предстоит долгое противостояние двух систем, медленное распространение коммунистических идей по миру и столь же медленное экономическое отставание и загнивание социалистического лагеря. Жаль, Пашка не увидит, к чему это все приведет. Интересно, на своем посту он помрет или товарищи по партии снимут? И будешь ты, Павел Сергеев, в памяти людской советской марионеткой,
На столе мелодично запел телефон. Алексей подошел к нему, снял трубку и проговорил:
* Вначале ЕС называлось ЕЭС - Европейский экономический союз, и только потом он вырос до идеи полномасштабного Евросоюза.
– Слушаю.
– Ваше высокопревосходительство, - услышал он взволнованный голос министра иностранных дел, - только что из Москвы сообщили, что Сталин умер.
* * *
Павел вышел из здания своей резиденции в Кремле и сел в ЗИМ. Автомобиль тут же сорвался с места. Через несколько минут президентский лимузин в сопровождении машин охраны вылетел на новгородские улицы. Движение, разумеется, было перекрыто, но тротуары уже четыре года как не закрывались, и некоторые пешеходы боязливо жались к домам, завидев продвижение президентского кортежа. Павел вспомнил, что Гоги рассказывал ему, будто в Петербурге, когда едет Татищев, движение вообще не перекрывается, а президентский "руссо-балт" сопровождают только две машины охраны. "Интересно, как он не боится, что мы его ухлопаем?" - думал он. Впрочем, убивать Алексея он уже не хотел. Тот сделал своё черное дело. Месть - удел узколобых. Алексей стал мелким президентишкой в целиком зависимом от США государстве. Поделом ему. Их борьба еще не закончилась, и он, Павел, хочет именно победить Алексея, не подстрелить из-за угла. Теперь надо задавить экономически, политически, в военном отношении созданного Татищевым уродца.
Павел посмотрел на припаркованные у обочины автомобили. Пока они ехали от Кремля, в окне проскочило несколько "побед", но в основном были "свири". "Победы" разрешалось покупать только наиболее важным сотрудникам госаппарата и государственных предприятий. Для остальных в свободной продаже были "свири". Маленький юркий автомобильчик образца тридцать седьмого года хоть и стоил недешево, но все же был популярен. Он даже поставлялся во многие страны СЭВ, кроме СССР, где царили "победа" и "москвич".
"Что же, - подумал Павел, - тридцать девять автомобилей на тысячу населения - это очень неплохо, и много лучше, чем в Советском Союзе. Хотя в западной Северороссии их уже двести девяносто. Почему? Ведь мы самая богатая страна СЭВ. Ресурсы получаем из Советского Союза за переводные рубли, очень недорого. Правда, и свою продукцию поставляем по явно заниженным ценам. Но это справедливо в рамках социалистического содружества. Благодаря Варшавскому договору, в который мы вошли, СССР несет основные расходы по обеспечению нашей безопасности".
Он перевел взгляд на идущих по улице людей. Какое-то несоответствие поразило его. Нет, они не были как-то особенно грустны или веселы. Это были обычные люди, бредущие по своим повседневным делам. Вот это-то и задело Павла. Всего неделю назад скончался великий вождь и учитель товарищ Сталин, а они были обычными. Никакой скорби, никакого сожаления. Он невольно старался сопоставить те радостные и восторженные лица, которые видел на митингах и во время встреч с трудящимися, с еженедельно ложащимися ему на стол докладами Министерства госбезопасности о настроениях населения. Последние говорили о недовольстве.
"Почему?
– в сотый раз задавал себе вопрос Павел.
– Еще идя на президентские выборы в пятидесятом, я объявил, что социализм у нас построен полностью. Они наслаждаются стабильностью и благополучием. Я бывал и в Польше, и в Чехословакии, и в Венгрии, и в Восточной Германии, и в разных городах СССР. Мои граждане живут лучше, чем в этих странах. На выборах я получил девяносто девять и девять десятых процента... Хотя, как говорит Лёша: "Хоть себе не ври". Я знаю, как делаются эти цифры. Почему люди недовольны? Чего им не хватает? По душевому потреблению мы опережаем Италию и Австрию. Не понимаю".
Кортеж выскочил из города и на полной скорости направился к аэропорту, где уже готовился к вылету в Москву президентский самолет.
* * *
– Здравствуй, Сергеев, - посмотрел на него поверх лампы Берия. Говори, чего надо. Времени сейчас немного.
– Здравствуйте, Лаврентий Павлович., - проговорил Павел, садясь на стул для посетителей.
– Я понимаю, такое несчастье, такая скорбь для всех нас. Я ехал сейчас по улицам Москвы и видел, что весь советский народ по-настоящему потрясен и подавлен болью утраты.
– Угу, угу, - безразлично кивал Берия.
– Ты сказал по телефону, что у тебя что-то очень важное. Выкладывай.
Чуть помявшись, Павел произнес:
– Имею информацию о готовящемся антипартийном заговоре. Заговор возглавляют: Хрущев, Молотов, Маленков...
– Эти?!
– В голосе Берии прозвучало презрение.
– Да они кролика прирезать не смогут, не то что заговор составить.
– Возможно, что на их сторону перейдут некоторые маршалы...
– продолжил Павел.
– Слушай, Сергеев, - процедил Берия, - если ты приехал мне сказки рассказывать, поищи другое время.