Протяжение точки
Шрифт:
Классическая январская сцена: Пимен под своей звездой-лампадой как будто погружен в космическую бездну — во тьму безвременья, в провал меж двух эпох. То же и в его речи: он адресует свой труд, свое слово другому монаху — невидимому, удаленному в неразличимое будущее.
Год и текст «Годунова» начинаются синхронно, словами Пимена.
Еще одна «рифма»: за фигурой ученого монаха Пимена без труда узнается Карамзин. Его «История» является Пушкину в январе: Карамзин есть Пимен, Пушкин — Отрепьев. Карамзин-Пимен сообщает «самозванцу»
Нет еще верных слов и самые замыслы смутны. Драма разворачивается до слов; пока мы можем разбирать только указания судьбы, предрасположения пространства, которое все еще непроглядно темно. В нем только на ощупь угадываются закоулки; наполнение «Годунова» идет не последовательно от сцены к сцене, но «разбросанно»: отдельные отрывки освещаются цветно и пестро, загораются и скоро гаснут. Пока помещение пьесы полнится эхом; понятен только размер его — по тому, как нескоро возвращается эхо — это «царский» размер; на этот счет интуиция Александра не подводит никогда.
VI
Пока провидцу худо; зима гнетет его в полную силу. Испытание одиночеством, когда Пушкин готов завидовать монаху, способному к диалогу с тишиной, продолжается.
Население Михайловского страдает вместе с хозяином: на дворе «Будняя скрута» — уже не праздничный, напротив, скучный сезон: томление после праздников. Красные дни, начиная от декабрьской Никольщины (Николы зимнего, 6 декабря по старому стилю) длились более месяца. Наступили будни, пришла «скрута». Нужно возвращаться к работе: считать дни до весны, прикидывать, хватит ли до тепла зимних запасов. Скучная пора.
Александру являются мрачные мысли. Но теперь понемногу их удается озвучивать, и в этом отличие от немоты декабря: время двинулось с места, мертвая зимняя точка пройдена.
В эти сквозящие черной скукой дни Пушкин пишет «Андрея Шенье». Он как будто выдумывает самому себе смерть.
Не только «Годуновым» занят слушающий темноту поэт; он, собственно, не занят «Годуновым». Он еще оглядывается в его темном помещении, в котором только и есть, что лампада на столе у Пимена.
Пушкин пишет стихи на злобу дня — на злобу ночи. Таков «Шенье».
В «Шенье» интересен поиск звука.
Казнь в первую очередь слышится (звонкие — з, ж, н: так отозвался колокольчик Пущина? плоти слова немного прибавилось).
Звучат ключи, замки, запоры. Зовут… Постой, постой; день только, день один: И казней нет, и всем свобода, И жив великий гражданин Среди великого народа. Не слышат…А как его услышать? И кому слушать? Где его, Пушкина,
Не только звук важен в «Шенье», не только его январская уместность (тьма, замки, запоры). В первую очередь это политическое сообщение, в котором прочитывается то же, что всегда было слышно у Пушкина: исходный призыв к бунту.
Перевоплощение в Шенье, французского поэта-заговорщика, для Пушкина привычно. Опять эти филиппики, выступления противу царя. Разница в том, что тогда Пушкин пел в общем хоре, теперь же он «январским» образом один. И отвечать ему теперь предстоит одному: наказание подразумевается куда более жесткое, нежели тогда, в 20-м году. Тогда его сослали «на лечение», теперь так могут упечь, что лечить будет нечего. Пушкин, продолжая испытывать внешний мрак, сочиняет себе казнь, кладет голову на бумажную плаху.
«Перевод» из Шенье сам по себе, как напоминание о революции, был достаточно острой провокацией. Она, кстати, будет услышана, и реакция на нее последует. Пушкин сознает это и, в январском отчаянии, вызывает власть на дуэль, доказывая всем (прежде всех самому себе), что терять ему нечего. Расчет дуэлянта: либо он погибает, либо за черной ширмой будущего его ждут перемена судьбы, спасение, свобода.
Расшифровать этот жест нетрудно. Александр, наводя пистолет на ширму, целит в царя Александра.
Но теперь это принципиально новая угроза с его стороны. В том сокровенном пространстве, которое он обнаружил в замысле «Годунова», Пушкин, готовясь в самозванцы, московским образом «уравнялся» с царем. Также и на «чертеже» страны, где соотносят себя друг с другом два Александра, — их положение (задним числом нам это очевидно) понемногу уравнивается. Настоящий царь убывает, бумажный растет. В этом есть та композиционная завершенность, которая косвенно убеждает Пушкина в своей правоте, в успехе его тайного замысла.
Поэтому «Шенье» звучит (звенит) по-новому. Это только отчасти прежние стихи; теперь в них больше веса — и звука.
VII
Согласно календарю, это игра самая опасная. На носу февраль и Сретение: двоящийся, «рисковый» праздник. Вряд ли такое его содержание расшифровал Александру добрейший отец Иона. Здесь сработало совпадение; интуиция свела острые стихи Пушкина со Сретением.
О Сретении, как встрече времен
Второй месяц года, февраль, отмечен в календаре вторым большим праздником — Сретением. Вторым — в житии новорожденного Христа. После Рождества проходят сорок дней, и младенца Христа несут в храм для принесения благодарственной жертвы. Его встречают старец Симеон и пророчица Анна. Эта встреча — буквально: сретение — и есть повод для праздника.
Встречаются эпохи: Ветхий Завет и Новый, Симеон и Иисус. То же и в народном календаре: близится Масленица, встреча, сретение зимы и весны. В сюжете Сретения ясно виден диалог: две позиции, два субъекта.