Провокатор
Шрифт:
– Я слышал, что вы можете сдать комнату, – Павел тщательно выговаривал порядок слов, которые должен произнести, – недорого.
– А вы откуда?
– Из Воронежа.
– Холостой?
– Нет, женатый. Двое детей.
– С детьми нельзя.
– Они, – заторопился Павел, – навещать меня не будут.
– Ну, если не будут… Тогда… проходите.
Хозяин отступил назад и дал гостю возможность шагнуть в прихожую. Затем порывисто шагнул навстречу и крепко обнял:
– Как же долго я тебя ждал…
21.
Зубов был в смятении. Он чудом избежал встречи с Павлом и совершенно не представлял себе, что он говорил бы ему, окажись у библиотеки на несколько минут раньше.
Ведь они уже объяснились. Как мужчина с мужчиной. Более того, как друг с другом. Вспомнились вновь слова Павла: «мы любим друг друга…» И что с того, что он тоже любит Ирину. И не может без неё жить. Но… придётся. Хватит ли сил? Хватит. Должно хватить. Между ним и Павлом не может быть ничего, что смогло бы повлиять на их дружбу. Неужели Павел сомневается в этом? Нет, этого не может быть никогда. Тогда в чём дело? Всё ясно. Но… Кто этот таинственный незнакомец, который явно был за стеной, когда Зубов сидел в гостиной, с которым Ирина о чём-то разговаривала и перед которым – Сергей это чётко понял по её интонациям – оправдывалась. Она! Хозяйка библиотеки и всего дома! За что? Неужели за то, что привела в гостиную его, Зубова? Непонятно…
Сергей вдруг понял, что, размышляя о том, что произошло в библиотеке, он забрёл в совершенно незнакомый район города. Из открытых окон кабака, мимо которого он проходил, неслись пьяные голоса и звон посуды.
Вдруг прямо перед Зубовым из с треском распахнувшейся дверцы на тротуар вывалился клубок человеческих тел. Замелькали звериные, оскаленные лица, кулаки. Крики, рычание, хрипы. Выскочивший из дверей следом кабатчик перекрыл всё трелью полицейского свистка. Из тёмной глубины улицы отозвался другой. Хрипящий, перекатывающийся клубок распался. Трое – один, припадая на левую ногу, – бросились в разные стороны. Четвёртый остался лежать в луже крови.
У дверей трактира возник полицейский чин:
– Что тут у тебя опять?
Трактирщик запричитал:
– Лёшка Косов опять безобразил. Водки требовал!
Полицейский подозрительно посмотрел на лежащего в крови.
– Не кончили его?
Тот застонал, заскрипел зубами.
– Оклемается, – махнул рукой трактирщик.
– Его в больницу бы надо, – не выдержал Зубов.
– Да кто примет его такого?
Полицейский молча обдумывал ситуацию.
– Его домой надо отволочь, – решил трактирщик, – он же вон через улицу обитает в «колидорах». На прошлой неделе его туда отгружали… Ну-ка, ребята, – он обернулся к вышедшим из кабака любопытным, – взялись дружно. Я отблагодарю.
Трое подошли к лежащему.
– А ты чего стоишь? – трактирщик обернулся к Зубову. – Помогай.
Сергей подошёл ближе.
– За руки, за ноги взяли!
Вчетвером подняли тяжёлое тело.
– А куда нести-то?
– Я знаю, – отозвался передний.
Процессия двинулась через улицу. Трактирщик распахнул дверь:
– Чайку не зайдёте испить?
Полицейский чин, чуть подумав, тяжело перешагнул через порог.
«Колидорами» на языке местных называлось
Четверо тащили тяжёлое тело по коридору, а вокруг в полутьме с единственной тусклой лампочкой у входа сновали полулюди-полутени, не обращая никакого внимания на неожиданную процессию. Из-за каждой двери доносились то разухабистая под гармошку песня, то ругань, то женские визги, то плач ребёнка. «Колидоры» жили своей будничной жизнью.
Наконец передний остановился и застучал в дверь:
– Открывай, Машка, хозяина принесли!
В распахнувшейся двери показалось бледное испуганное лицо измождённой женщины, которая, крестясь, отступила в сторону. Тело внесли, опустили на пол:
– Принимай!
Носильщики расступились. Женщина шагнула вперёд. Но тут лежащий вдруг открыл глаза, приподнялся, протянул к ней руку и, булькая кровью во рту, зарычал:
– Убью!
Женщина в ужасе отшатнулась. Мальчишка лет пятнадцати-шестнадцати заслонил её собой:
– Только тронь!
Лежавший рванулся к нему, но вдруг упал навзничь и замер.
– Преставился, соколик, – в наступившей тишине негромко сказала стоявшая рядом старуха. И женщину, хозяйку, вдруг затрясло от рыданий. Она крестилась и приговаривала:
– Слава тебе, господи! Спасибо тебе, что избавил от ирода!
Старуха дёрнула её за рукав:
– Ты что же о муже-то своём так, охальница!
Но та продолжала истово креститься, выкрикивая беззвучные слова, с ненавистью глядя на мёртвого мужа.
Зубова замутило. Он поспешно, расталкивая набившихся в комнату людей, вышел в коридор.
– Вам плохо? – сочувственно обратился к нему средних лет мужчина в фуражке с околышем.
– Сейчас пройдёт.
– Первый раз в «колидорах»?
– Первый, – кивнул Зубов, – просто Содом какой-то…
– Это вы верно подметили, – согласился незнакомец, – мне тут часто приходится бывать. Насмотрелся…
– Вы из полиции? – взглянув на фуражку собеседника, поинтересовался Сергей.
– Отнюдь. Впрочем, разрешите представиться, Николай Николаевич Кувшинников, из рабочей инспекции.
– Зубов, студент, – Сергей пожал протянутую руку. – Что же это за инспекция такая? Никогда не слышал!
– Мы государевы слуги, должны контролировать, чтобы между рабочими и хозяевами было всё по закону. Да толку-то, – Кувшинников махнул рукой.
– Что так?
– Хозяева отмахиваются от нас как от назойливых мух.
– Выходит, отвернулся государь от своих верных слуг?
– Да при чём тут государь! – вскричал Кувшинников. – Он-то указ подписал, как всё должно быть. А хозяева слышать об этом указе не хотят.
– Так, может, написать об этом государю?
– Я писал, – неожиданно признался инспектор.
– И что?
Кувшинников тяжело вздохнул:
– Чуть с работы не вылетел. Они, хозяева, с местным начальством крепко дружат. Вы видели, как люди живут здесь, в этих «колидорах». Что у них за жизнь? Каторжная работа да кабак. Народ звереет в таких условиях. Взять хотя бы Лёшку Косова.