Пружина для мышеловки
Шрифт:
– Ну, мать, если тебе Олеся так нравится, так, может, мне жениться на ней? По крайне мере я буду спокоен за отношения между вами. А то знаешь, все эти невестки-свекрови… Вечно какая-то драма кровавая получается.
Они подали заявление и начали готовиться к свадьбе. Григорий уехал на переговоры в Нефтеюганск, где затевалось какое-то крупное строительство, поэтому выглядело вполне естественным, что когда Олесе нужно было поездить по магазинам в поисках аксессуаров к свадебному наряду, повез ее именно Вячеслав Антонович. Ведь своей машины у девушки нет.
Это была их первая встреча наедине после прилета из Германии.
–
– Ты умница, – Ситников обнял девушку, прижал к себе. – Все идет как надо. Еще немножко – и мы станем одной семьей и сможем встречаться без проблем.
– Я думала, что мы уже одна семья с того момента, как я стала официальной невестой твоего сына.
– Потерпи чуть-чуть, – он поцеловал ее в макушку, потом в лоб, в губы. – Не нужно навлекать лишние подозрения. Разве ты не знаешь, что свадьбы частенько расстраиваются из-за пустяков? Мой сын – человек взрывной, темперамент у него холерический, не дай бог что-нибудь заподозрит, приревнует тебя и сбежит из-под венца. Нам это надо?
– Не надо. Но я думала, что хотя бы сегодня… Есть место, куда можно поехать, я договорилась.
Он собрал всю волю в кулак, чтобы не согласиться. Ох, как ему хотелось поехать! Забыть обо всем, прижать ее к себе, слушать ее стоны и потом нежно гладить ее влажную от выступившего пота кожу. Но нет. Он слишком долго прожил на этом свете, он слишком хорошо знает, какие непредвиденные случайности порой ломают человеческие судьбы даже тог– да, когда, кажется, все предусмотрено до мелочей.
– Давай потерпим, девочка моя, – ласково сказал Вячеслав Антонович. – Оно того стоит.
Он боялся, что Олеся обидится, но ничего подобного не произошло. Девушка смотрела на него серьезно, внимательно, но не обиженно.
– Я знаю, о чем ты хочешь меня спросить, но не спрашиваешь, – вдруг сказала она.
– И о чем же?
– О своем сыне. Ты же понимаешь, что мы уже давно…
– Я не желаю ничего об этом слышать, – резко оборвал ее Ситников.
– Может быть, – задумчиво произнесла Олеся. – Слышать ты не желаешь, а вот знать ты хочешь. Или я ничего в тебе не понимаю.
Он вздрогнул. Словно отвратительные призраки прошлого просочились сквозь стекла автомобиля и окружили его. Он не хотел об этом вспоминать, ему было страшно.
– Ты хочешь знать, кто из вас лучше, ты или он, – продолжала между тем Олеся. – И хочешь знать, что я чувствую, когда сплю с ним. Ты – лучше. Твой сын слишком любит выпить, а это порождает массу проблем. Когда я с ним сплю, я делаю свою работу, которая будет должным образом оплачена, поэтому я стараюсь сделать ее хорошо. Я вообще человек очень добросовестный и все делаю как следует.
Призраки отступили, и Ситникову стало легче. Она просто пытается уколоть его в отместку за то, что он не согласился поехать с ней на какую-то квартиру, вот и все. Обычный девичий каприз.
Они долго ездили по магазинам в поисках туфель нужного цвета и строго определенной модели, потом выбирали серьги, браслет и заколку для волос, которая тоже должна была быть золотой или хотя бы позолоченной. К разговору об интимных отношениях они в тот день больше не возвращались.
Свадьба состоялась в начале июня, а уже в конце июня Ситников понял, что все распланировал правильно и его задумка себя оправдывает. На лето они с Ольгой Павловной всегда переезжали на дачу, так было и в этом году,
Ольга Павловна промучилась своей болезнью еще полтора года. И всем показалось более чем естественным, что после похорон молодая невестка стала заботиться об овдовевшем свекре, приезжать к нему несколько раз в неделю, убирать квартиру, готовить еду, гладить сорочки, относить белье в прачечную, а одежду – в химчистку. Ситниковы всегда в глазах соседей и друзей были дружной семьей, где все друг друга любили и друг о друге заботились, так что поведение невестки вполне вписывалось в общую семейную модель. А кроме того, все знали, что Гришина жена не работает, да и зачем ей, при таком-то муже, зато машину ей Гриша подарил, так что поухаживать не только за мужем, но и за свекром ей не в напряг. Более того, необходимость обихаживать сразу двоих отдельно живущих мужиков как-то сама собой снимала вопрос о работе для Олеси. Когда ей работать-то? Некогда.
Вопрос о ребенке поднял сам Вячеслав Антонович вскоре после свадьбы, как раз тогда, когда жил вдвоем с Олесей на даче.
– Не вздумай беременеть, – безапелляционно заявил он как-то ночью, разнеженно валяясь в постели после бурных ласк.
– Что, вообще никогда? – лениво отозвалась Олеся.
– Только когда я скажу, что можно.
– А когда будет можно?
– А ты что, торопишься стать матерью? – он приподнялся на локте и недоверчиво посмотрел на нее. – Что-то непохоже.
– Я никуда не тороплюсь, но я хочу понимать, что в моей жизни от чего зависит.
Ответ ему понравился. Нет, не ошибся он в своей девочке, не ошибся. Она даже лучше, чем он думал в первые дни знакомства, потому что куда больше похожа на него самого, чем ему показалось вначале. На него и еще на ту, другую, которую так больно и страшно вспоминать.
– Помнишь пьесу «Любовь под вязами»? – спросил он, ожидая, впрочем, что Олеся ответит отрицательно. Она хорошо разбиралась в современности, но в том, что происходило до ее рождения, была удивительно невежественна, где уж ей знать о пьесе, которая полвека назад ставилась в театрах по всему миру.
Конечно, она ответила, что не только не помнит, но и не слышала о ней никогда.
– Так вот, девочка моя, в этой пьесе есть отец, сын и жена сына. Жена сына влюбляется в своего свекра, а когда рожает ребенка, то совершенно непонятно, кого и кому она родила, то ли сына своему мужу и, соответственно, внука любовнику, то ли сына своему пожилому любовнику и, соответственно, брата своему мужу. Я не хочу попасть в такое же идиотское положение с ребенком, которого родишь ты. Я ничего у тебя не спрашиваю, но могу предполагать, что с моим сыном ты спишь регулярно, как и положено молодой женщине, только что вышедшей замуж. И если ты забеременеешь, никто не будет знать, чей это ребенок. Ни ты, ни я. А мне это не нравится. Я хочу знать точно, что ребенок будем моим, а не Гришиным.