Пружина для мышеловки
Шрифт:
– Ну и что? Разве можно за один день вылечить хроническую болезнь, которая разъедала душу полтора десятка лет?
– Наверное, нельзя, – согласился я. – Но, может быть, ты бы ему помогла, если бы осталась рядом.
– Игорь, человеку невозможно помочь, если он не хочет твоей помощи. Андрюша не хочет. Я пыталась с ним поговорить, но это бесполезно. Он мне не верит, он считает меня очаровательной маленькой глупышкой, вполне пригодной для совместных ночевок и воскресных пикников, но совершенно неподходящей для серьезных разговоров и глубоких отношений. Знаешь, когда в чашку упала последняя
– Знаю. Когда он не взял тебя с собой на нашу последнюю встречу. Когда я должен был сказать ему окончательно, что произошло с его отцом. Угадал?
– Угадал.
– Я удивился, что он пришел один, я был уверен, что вы будете вместе, ведь момент такой… ответственный, что ли… и страшный. Я почему-то подумал тогда, что ты должна на него обидеться.
– А я и обиделась. Вернее, я не то чтобы обиделась, а просто поняла, как мало места занимаю в его жизни. Я поняла, что я – несущественная деталь. Ты не думай, Андрюша очень хороший человек, умный, добрый, порядочный, но я не хочу быть несущественной деталью. Просто я – не его женщина, а он – не мой мужчина, и никто в этом не виноват.
Кофе давно остыл, мороженое в высокой креманке растаяло и стало похоже не Северный Ледовитый океан с торчащей посередине жалкой верхушкой айсберга – кусочком песочного печенья, а мы все говорили и говорили… Мне казалось, что стоит мне взяться на чашку или за ложку, – и разговор прервется, и уже не возобновится с той нежной и спокойной доверительностью, от которой я просто шалел. Я не знал в тот момент, что будет дальше, и означает ли эта встреча что-нибудь или является просто актом вежливости и благодарности, но одно знал точно: в моей жизни Юля никогда не будет несущественной деталью.
– Когда ты хочешь посмотреть моих котов?
– В любой день, когда тебе удобно.
Я набрал в грудь побольше воздуха и выдохнул, внутренне зажмурившись:
– Сегодня?
У меня получился больше вопрос, чем ответ. Если Юля сейчас взглянет на часы, это будет означать, что она действительно хочет всего лишь посмотреть животных и прикидывает, успевает ли она съездить ко мне на полчасика и вовремя вернуться домой. Но она на часы не посмотрела, и я снова растерялся, не представляя, как это истолковать.
– Хорошо, сегодня, – она смотрела мне в глаза спокойно и ласково.
– Прямо сейчас?
– Прямо сейчас.
Я не отличаюсь особым мужеством, но при этом не люблю неясности и приблизительности в своих отношениях с людьми, поэтому счел нужным сказать:
– Хочу тебя предупредить, что ты мне очень нравишься, и если ты поедешь ко мне домой, ты определенным образом рискуешь. Но ты еще можешь передумать.
– Я, пожалуй, рискну.
– А ты отчаянная, – засмеялся я.
– Ну, не убьешь же ты меня. Тем более если я тебе нравлюсь. Зачем уничтожать то, что нравится, если можно получать от этого удовольствие, правда же?
Уф, отпустило. Я быстро расплатился и повел Юлю через проходной двор к машине, припаркованной на Новом Арбате.
Всю дорогу до моего дома мы мило болтали о пустяках, но когда машина остановилась возле подъезда, меня снова «прибило». Я понял, что не могу и не хочу остаться наедине с обманутыми надеждами. Я
– Юля, уже поздно…
– Я знаю.
– И ты мне очень нравишься.
– Я знаю.
– Давно, – зачем-то уточнил я. – Еще с Нового года.
– Я знаю, – повторила она в третий раз.
– Неужели было так заметно?
– Очень.
– И как ты к этому отнеслась? Смеялась надо мной? Обсуждала это в Андреем?
– Нет, – она немного помолчала. – Я боролась с собой.
– Ты – что делала? – изумленно переспросил я.
– Боролась с собой. Мне ужасно хотелось позвонить тебе. Твоя визитка лежала у Андрюши дома на видном месте, и постоянно видела ее и боролась с соблазном взять трубку и набрать номер. Я уже тогда знала, что хочу быть с тобой.
– Почему же ты не позвонила?
– Я привыкла все делать добросовестно и до конца. Я тогда была с Андреем и должна была пройти этот путь до финиша. Я не привыкла бросать одно дело только потому, что другое показалось более привлекательным. Я доделываю до конца, и потом занимаюсь другим.
– Значит, для тебя отношения с мужчиной – это дело? – я ушам своим не верил. – Бизнес, что ли?
– Игорь, все, что человек делает, – это дело. Это не бизнес, это работа. Работа ведь тоже бывает разная, но любая работа – это вкладывание труда во что-то ради получения результата. Человеческие отношения не рождаются и не поддерживаются сами по себе, из ничего, они – результат определенного труда, душевного, интеллектуального, эмоционального. Даже физического. Вот смотри, мы вкладываем физический труд в то, чтобы заботиться о человеке, покупать ему продукты, готовить еду, стирать, убирать, лечить, когда он болеет, если понимаем, что без этого не будут выстроены отношения. Разве это не работа? А прощать, мириться с недостатками и слабостями? Легко, что ли? Тоже работа, да еще какая трудная. А беспокоиться, тратить нервы? А тратить время на то, чтобы часами выслушивать то, что тебе не очень интересно, и при этом не раздражаться? Тоже работа. Но без всей этой работы не будет отношений.
Мне это и в голову не приходило. Но я слушал Юлю и понимал, что она, пожалуй, права. Когда-то девушка, подарившая мне узамбарскую фиалку в керамическом горшке, сказала: «Я устала тебя любить». Тогда я решил, что это просто красивая фраза, почерпнутая из дамского романа. Теперь я, кажется, начал понимать.
Я вышел из машины, открыл правую переднюю дверь и подал Юле руку.
– Пойдем?
Уже у самого подъезда она вдруг оглянулась, посмотрела на маленький магазинчик, расположенный в доме через дорогу, и спросила:
– У тебя есть йогурт?
Накануне выходных Шурик Вилков одарил меня очередным сюрпризом, позвонив и сообщив, что пришел ответ экспертов-баллистов.
– Пистолет «ТТ» кустарной сборки, изготовлен за границей, куплен нелегально, из него Олеся Подрезкова стреляла в Ситникова и из него же были убиты Брайко и Забелин. Ну, ты понял?
Я понял. Еще один кубик нужного цвета лег на свое место в сложной конструкции.
– А что Ситников? – спросил я. – По-прежнему молчит?