Пряди о Боре Законнике
Шрифт:
— Давай-ка, не страшись. Обождёшь тут, при входе! — Старейшина указал влево от себя. — Нечего стоять на дворе. Не надо, чтобы нас… тебя сейчас тут видели. Ну, жди…
Он что-то ещё забормотал под нос, а потом вошёл вглубь, при этом умудряясь поклониться, чуть ли не до самого пола. Секунда-другая и Фродди стал кого-то звать.
Я сощурился: в сумраке сеней было плохо видно, что находится дальше, в основной комнате. Там, кстати, тоже царил полумрак. Всё, что удалось разглядеть — странное деревянное сооружение посредине, в котором
— Сем сынд сиг хырн? (Кто там?) — перевёл я по-своему вопрос, прозвучавший из глубины комнаты.
Голос был хриплый, глухой. Потом послышался старческий кашель и в светлую зону вышли три гибберлингские фигуры, закутанные в невообразимые мешковатые одежды.
«Держащие Нить, — понял я. Никто другой здесь не должен был находиться. — Неужто мне будет дозволено войти в святая святых этого храма?»
Фродди некоторое время переговаривался со жрицами, а потом, резко повернувшись ко мне, сказал:
— Можешь проходить.
Я сделал несколько шагов и остановился, разглядывая комнату изнутри.
— Пет-та ер пфас! (Это он!) — прокряхтела одна из гибберлингских жриц, обращаясь к своим сёстрам. Потом махнула мне рукой со словами: — Кома хингадз, ек-ки вера хреддур. (Проходи, не бойся.)
Фродди сделал жест, обращённый ко мне, мол, давай смелей.
— Ты хотел поговорить с нами… с глазу на глаз? — задала вопрос вторая жрица.
Говорила она с акцентом, чуть коверкая фразы и часто запинаясь, будто вспоминала каждое слово, как оно звучит на канийском.
Старейшина кивнул в ответ. Он снова рассказал про сон, в котором ему привиделась большая рыба. Держащие Нить зацокали языком.
— Разве на днях мы тебя не предупреждали? Разве ты не видел своими глазами двойной круг на Ткани? Вот снова мы скажем тебе: грядут дни тяжёлые… И многим рыба будет сниться в голодные зимы.
— Какая зима? — не понимал Фродди. — Почти что лето…
— Мы лишь трактуем Узоры.
— Позволено ли будет говорить мне? — вступил в разговор я, обращаясь к Держащим Нить.
Они кивнули, а Старейшина чуть отступил в сторону. Мне отчего-то подумалось, что он намеренно привёл меня сюда. Как будто хотел, чтобы именно я побеседовал со жрицами.
— То, что говорят, будто вы можете растолковать правду… то есть, будущее по Узорам Судеб, возможно и правда. Но…
Жрицы, услышав мои слова, недовольно фыркнули.
— Мы видим будущее! — начала одна из гибберлингских прорицательниц. — Вернее, определяем его по сочетанию знаков.
— Ну, да! Как вы там говорите? Судьба?
— Судьба… или боги… У кого как. Но тебя ведь гложет другой вопрос.
— И какой?
— Кто из них играет твоей жизнью?
— Я не совсем понимаю. Разве есть разница кто? Судьба и боги разве не взаимосвязаны?
— Разница есть… и большая…
— И в чём она?
Жрицы переглянулись.
— Судьба не подвластна богам, — сообщила одна из жриц.
— Разве? — подобное заявление меня удивило. — Не они ли ткут Ткань Мира и определяют направление и суть Узоров?
— Боги — такие же Нити, как и все мы… Считай их большими реками, в которые вливаются множество ручейков. Зигзаги, узлы, петли, кольца… Кто-то из нас стремится к свету, кто-то к тьме. Всё это и есть Ткань Мира… всё взаимосвязано и не бывает одного без другого. И мы сами по себе лишь просто «нити».
— Нити! — я нахмурился. — Кто же Ткач?
Жрицы загадочно заулыбались. Одна из них вдруг заметила: «Оуг хан ер-р ек-ки хеймскур мадзур. А он не глупый человек».
— Наша цель — следить за тем, чтобы жизнь гибберлингов складывалась в благоприятный для них узор. Мы даём советы, указываем возможные вариации будущих событий. Мы лишь трактуем Узоры, — повторились жрицы.
— И всё?
Держащие Нить замолчали.
— Ладно, допустим… Можно ли повлиять на Узор? Изменить его? Вот вы говорили о каких-то двойных кругах… Забыл, что они значат… Но суть не в этом. Возможно ли… «переткать» рисунок? Или чего быть, того не миновать?
— Ты много спрашиваешь и ждёшь прямого ответа. Его нет… просто нет…
— Или вы его не знаете?
Держащие Нить нахмурились. Мне показалось, что своей напористостью я их смутил. Гибберлинги переглянулись друг с другом.
— Ты сам того не понимаешь, — как-то непонятно ответили жрицы.
Я про себя сослался на их плохой канийский, но тут же старшая начала пояснять:
— Ты, Бор, обладаешь даром…
— Одним из многих даров, — поправила свою сестру вторая жрица.
— Да… Не понятно отчего, но ты избегаешь этого, — закивала головой Держащая Нить.
— Я вас не совсем понимаю.
— Судьба к тебе благосклонна. Она бережёт тебя… Ты одна из тех Нитей, что применяют для главного Узора.
— В чём мой дар? — усмехнулся я.
— Вербова говорила нам… но мы и сами то видим… Ты проходишь обряд Прозрения. Он может быть очень…
— Болезненным, — подсказала сестра.
— Да-да.
— И что я пойму, когда его пройду?
— Ты — орудие Судьбы.
Я не сдержался и сердито рыкнул.
— Опять! Да сколько же можно!
Жрицы опять переглянулись.
— На твоём поясе мы видим места, где ты носишь мечи, — тут старшая сестра указала пальцем на мой живот. — Они — орудия, подчинённые воле своего хозяина. То есть — твоей. И вот представь, что клинки говорят меж собой и один у другого спрашивает: «Доколе мы будем губить чьи-то жизни? Всё, что нам написано на роду — убийства и смерть. А возьми топор? Он рубит деревья, помогает строить избы. Нам бы так».
— К чему вы это мне говорите?
— Ты — меч. Ты орудие, созданное для определённой работы. Ты можешь желать другого, но своей сути изменить не в силах. Только хозяин волен вытягивать клинок из ножен и колоть им как врагов, так и прочих. И тут ни отнять, ни добавить.