Прыжок над бездной
Шрифт:
– Вот это попали, – прошептал Крашенинников, поправляя лук на плече.
Антип, не потерявший присутствия духа, отозвал его в уголок, к забору.
– Держись, паря, – сказал он, оглянувшись. – Как штурм начнется, придумаем что-нибудь.
– Придумаем.
– Лук да стрелу пуще глаза береги!
Откуда-то вынырнув, к ним приблизился юркий мужичонка неприметной наружности с бегающими глазками.
– Аль байки рассказываете?
– Самое время для баек, – отрезал Антип.
Иван добавил:
– Думаем, как бы
– Не околеете, небось. У мужика кость крепкая, – ухмыльнулся юркий и отошел. Издали до них донеслось: – А и околеете, невелика беда.
– Я тебе, гад! – рванулся к мужичонке Иван, сжимая крепкие кулаки, но Антип остановил его:
– Побереги силенки. Завтра пригодятся.
Люди сбились в кучу, словно овцы, тщетно стараясь согреть телами друг друга. Ближе к рассвету мороз заворачивал круче. Повалил снег.
Крашенинников услышал, как кто-то безнадежно произнес в темноте – судя по голосу, давешний старик:
– Куда ни кинь – все клин.
На зубчатой стене крепости изредка появлялись фигуры часовых, которые расхаживали, пользуясь каменным прикрытием. Догадываются ли там, в крепости, о предстоящем штурме? Не застанут ли их поляки врасплох?
Под утро сквозь дыры в частоколе можно было наблюдать, как, словно повинуясь единой команде, лагерь ожил, зашевелился. Послышались короткие команды, отдаваемые приглушенными голосами, тяжелое сопение людей, тащивших грузы. Это были осадные лестницы и прочее снаряжение, необходимое для штурма крепостных стен.
– Вот и наш черед пришел, – вздохнул старик, когда послышался шум отодвигаемого засова.
Скрипнув, отворилась калитка, в проеме показался знакомый Антипу и Ивану седоусый поляк:
– Выходи!
Мужики, понурившись, гуськом потянулись к выходу.
– Давай на всякий случай попрощаемся, – произнес Антип и крепко обнял Ивана.
Мужиков наскоро построили и под усиленным конвоем погнали в сторону крепостной стены. Пар от дыхания мешался с белесой утренней дымкой. Снег перестал идти так же внезапно, как начался. Повсюду, словно открытая рана, чернела земля, разрытая копытами коней и колесами доверху груженных телег.
Они прошли сотни две шагов, когда у Крашенинникова созрело решение. Он понимал, что важно не упустить нужный момент. Прежде было слишком рано, а через минуту может оказаться поздно: на войне ситуация меняется мгновенно. Иван прикинул взглядом расстояние до стены и, выйдя из зыбкого строя, решительно подошел к старшему поляку.
– Чего надобно? – спросил тот, покручивая усы, и с подозрением окинул взглядом ладную фигуру юноши.
– Просьбицу имею, ваша милость, – смиренно проговорил Крашенинников.
– Говори.
– Дозвольте, ваша милость, часового из лука подстрелить, – указал Иван на крепостную стену, из-за зубца которой показался мерно вышагивающий охранник.
– Ты так метко стреляешь?
Иван пожал плечами:
– Утку прежде сшибал на лету.
– Что ж, а теперь сшиби соотечественника, раз у тебя руки чешутся, – милостиво разрешил поляк. Он что-то сказал конвою по-польски, и те расхохотались.
Крашенинников расправил плечи.
– Сшибешь – тебе это зачтется… где следует, – улыбнулся старший.
Опасаясь, что седоусый раздумает, Иван проворно шагнул в сторонку. Он спустил с плеча лук, достал из-за пазухи заветную стрелу, загодя перевязанную красным лоскутком. Затем крепкой рукой натянул тетиву и сделал вид, что тщательно прицеливается в часового, который, ни о чем не подозревая, успел повернуть и шагал в обратную сторону.
Мужики и поляки из конвоя с любопытством наблюдали за Крашенинниковым.
– Что у тебя к стреле прилипло? Покажи-ка, – проговорил вдруг поляк.
В тот же момент Крашенинников спустил тетиву. Стрела, описав крутую дугу, высоко взмыла над острым зубцом стены и полетела в крепость, не причинив часовому никакого вреда.
– Под руку сказали, ваше благородие, – с досадой произнес Иван и отшвырнул в сторону ненужный уже лук.
– Стрелок из тебя, хлоп, неважнецкий, – покачал головой поляк. – Да и то сказать, из хама не выйдет пана. А ну, марш в строй! – Он грубо схватил Крашенинникова за шиворот и подтолкнул в сторону отряда.
Иван и Антип обменялись быстрым взглядом, подумав об одном: дойдет ли письмо до адресата?
– Эй, пся крев! Стой! – послышался вдруг сзади резкий окрик.
Голос показался Крашенинникову знакомым. Он обернулся и в первое мгновение опешил: перед ним стоял здоровенный детина – вражеский солдат, с которым он осенью, во время вылазки, сошелся в поединке.
– В гости, значит, к нам пожаловал?! – зловещим тоном произнес солдат.
Иван молчал.
– Что ж, милости просим! В прошлый раз мы, кажется, не довели беседу до конца, – воскликнул поляк и схватил Крашенинникова за руку.
Подошел старший.
– В чем дело?
– Этот хлоп из осажденной крепости, – горячо заговорил солдат.
– Что ты мелешь чепуху? – усмехнулся старший. – Это один из сотен мужиков, взятых во время прочесывания.
– Говорю вам…
– Я сам с патрулем подобрал его вчера на дороге, – перебил седоусый. – А сегодня… – не договорив, он кивнул в сторону отряда русских мужиков.
– Нет! Это будет большой ошибкой. Ему надлежит сохранить жизнь.
– Как он мог выбраться из крепости?
– Не знаю.
– Не знаешь, а говоришь.
– Да ведь это летающий московит!
– Что?..
– Да, это тот самый летающий московит, о котором у нас в стане столько разговоров, – с торжеством повторил солдат.
Когда Крашенинников услышал: «летающий московит», – сердце его упало: неужели все старания сохранить в секрете его полет оказались напрасными? Неужели враги проведали о прыжке по поднебесью? Но как?..