Псевдонимы русского зарубежья. Материалы и исследования
Шрифт:
В 1920 г. в Софии вышло внешне совершенно непримечательное издание, оставшееся незамеченным и неизвестным вплоть до новейшего времени. Речь идет о брошюре всего в один печатный лист – раритет, библиографическое описание которого таково: Русский в Болгарии (Русско-болгарские разговоры) / Съставили М. и М. София: Кн-во «Глобус» (З. Футеков), 1920. 16 с.
Брошюра – обычное печатное издание, но обнаружено оно было не в библиотеках, а в научном архиве ученого-слависта Михаила Попруженко (1866–1944) [220] . Его почерком на титульной странице брошюры раскрыты инициалы составителей, а именно: шутливое «М. и М.» следует читать как «Михаил (Попруженко) и Михаил (Арнаудов)». Попутно отметим, что оба выдающихся филолога были в близких отношениях между собой и обменивались жестами внимания и взаимного признания [221] . Забегая вперед, скажем, что их сотрудничество как будто внушает нам, что отношения в культуре – личные, но они всегда сложно опосредованы языком и его уровнями (из-за глубинно языковой – в семиотическом смысле слова – природы кульуры). Еще в виде послания можем прочитать и то, что настоящим «переводчиком» между языками и культурами является как раз ученый, эксперт.
220
НА – БАН (Научен архив на Българската академия на науките, София). Ф. 61 К. Оп. 1. Ед. хр. 83.
221
См.,
Небесполезно вкратце представить двух «М.».
Михаил Георгиевич Попруженко (1866–1944) – известный русский славист и болгарист, профессор Новороссийского университета, с самого начала 1920 г. – в эмиграции в Болгарии, где жил и работал до своей смерти в 1944 г. и где нашел друзей, учеников и настоящее признание. В 1923 г. Академия наук Болгарии избрала его своим членом-корреспондентом, а в 1941 г. – действительным членом; в 1938 г. ученый удостоен звания doctor honoris causa Софийского университета им. св. Климента Охридского – событие имело широкий общественный и культурный резонанс [222] . В этом, без сомнения, сказалась высокая оценка заслуг М. Попруженко перед болгарской литературой и культурой; эта оценка сохраняется незыблемой вплоть до нынешнего времени. В своем небольшом рукописном curriculum vitae профессор особо подчеркивал свою связь с древнеболгарской литературой:
222
См. собранные в научном архиве М. Г. Попруженко (НА – БАН. Ф. 61 К. Оп. 1. Ед. хр. 11, 12) официальные и частные поздравления, как и отклики в болгарской печати на факт присуждения ученому – в связи с 50-летием его научной деятельности – высшего почетного титула университета, в котором он с 1 апреля 1920 г. (т. е. почти с самого начала своей эмигрантской жизни в Болгарии) работал на кафедре славянских литератур ординарным профессором истории русской литературы (Алманах на Софийския университет «Св. Климент Охридски» за петдесетгодишнината на университета. 1888–1939. София, 1940. С. 499–501).
Во время своих продолжительных занятий славянской филологией М. Г. Попруженко особое внимание уделял изучению истории и литературы болгар. Ему принадлежит издание и исследование знаменитого болгарского памятника «Синодик царя Борила (Бориса)», за что в 1900 г. Харьковский университет, когда там занимал кафедру славяноведения незабвенный М. С. Дринов, – присудил ему степень доктора. М. Г. Попруженко издал и исследовал и другой ценный для истории болгар памятник – «Слова Козмы Пресвитера». Из других работ М. Г. Попруженко по болгарской истории нужно отметить его «Очерки по истории возрождения болгарского народа» (некоторые из них изданы на болгарском языке), а также его изыскания по истории болгарских колоний в России [223] .
223
НБКМ – БИА (Национална библиотека «Св. св. Кирил и Методий» – Български исторически архив, София).Ф. 278. Ед. хр. 280. Л. 1–3.
Михаил Арнаудов (1878–1978) – крупнейший болгарский ученый-литературовед, этнолог, культуролог, общественный деятель; автор и составитель около ста книг, среди которых выделяются его капитальные труды «Психология литературного творчества» (1931), «Очерки болгарского фольклора» (1934), «Основы литературной науки» (1942), серия книг, посвященных крупнейшим фигурам болгарского национально-культурного Возрождения, и мн. др. [224]
Многообразны были личные и творческие связи Михаила Арнаудова с русской эмигрантской культурой в Болгарии. Следует заметить, что в 1920–1930-е гг. налицо интереснейшее явление – своеобразный «конкубинат» болгарской и русской литературы и культуры. Продуктивность культурного общения, родившуюся в результате состоявшейся встречи, возможно узреть не только в целой серии сознательных культурных жестов, но и в его «оседании» на глубинном уровне, в «культурном бессознательном». Одна из манифестаций этого общения – акт номинации, именования: множество знаковых для болгарской культуры того времени имен были «оглашены» под русским влиянием. Так, например, имя журнала, выходящего бессменно с 1925 по 1943 г. под редакцией Мих. Арнаудова, – «Болгарская мысль», – несомненно, является транспозицией на «болгарский лад» названия влиятельного журнала «Русская мысль», который, как известно, в самом начале 1920-х гг. начал свою вторую жизнь как раз в Софии, где издавался (в 1921–1922 гг.) Российско-болгарским книгоиздательством; с этим авторитетным издательством ученый даже подписал договор на болгарский перевод «Истории второй русской революции» П. Н. Милюкова [225] .
224
Подробнее о нем см.: Димитров Е. Досието на Михаил Арнаудов. София, 2007; Димитров Е. Публицистиката на Михаил Арнаудов. София, 2014.
225
См.: Писмо от руско-българското книгоиздателство от 12 октомври 1920 г. / Публ. и бел. Е. Димитров // Академик Михаил Арнаудов – ученият и творецът: сборник с научни изследвания. София, 2006. С. 310–312. Болгарский перевод первой книги первого тома «Истории второй русской революции» вышел под редакцией М. Арнаудова; см.: Милюков П. История на втората руска революция / Превод под редакцията на проф. Мих. Арнаудов. Т. I. Книга 1. София: Руско-българско книгоиздателство, 1921.
Отношения М. Арнаудова с деятелями русской эмиграции были настолько разнообразными, что можно строить их типологию. Во-первых, в его лице русские ученые и писатели узнавали своего друга, к которому они всегда могли обращаться с просьбой о помощи, обеспечении работой и т. д. [226] Во-вторых, в должности редактора «Болгарской мысли» Мих. Арнаудов привлекал в качестве своих сотрудников цвет русской мысли в Болгарии и за ее пределами (например, А. Л. Бема из Праги); так в журнале появляются публикации А. Л. Бема, М. Г. Попруженко, А. М. Федорова, П. М. Бицилли, Г. Ф. Волошина и др., печатавшиеся в оригинале по-русски. В-третьих, личные контакты естественным образом оформлялись в «формализованные» отношения с культурными и творческими объединениями русской эмиграции [227] ; яркое свидетельство признания его заслуг – то, что в 1935 г. Союз русских писателей и журналистов избрал его своим почетным членом (среди болгарских ученых и писателей было избрано всего 12 почетных членов) [228] . Ученый поддерживал тесные отношения и с украинскими
226
См., например: НА – БАН. Ф. 58 К. Оп. 1. Ед. хр. 1032 (письмо В. Пушкаревой М. Арнаудову), 34 (письмо П. Милюкова М. Арнаудову с ходатайством о В. Мякотине) и др.
227
См. опубликованные нами документы: Димитров Е. Михаил Арнаудов и руската емиграция (тезиси) // Михаил Арнаудов – ученият и човекът: сборник с научни изследвания. София, 2006. С. 310–314 (Приложение).
228
Там же. Документ № 3. С. 313–314.
229
См.: НА – БАН. Ф. 58 К. Оп. 1. Ед. хр. 148–153.
230
См.: ЦДА (Централен държавен архив, София). Ф. 1717 К. Оп. 1. Ед. хр. 268 (Протокол заседания группы болгарских и украинских культурных деятелей с целью создания Украинско-болгарского общества; председатель проф. М. Арнаудов, заместители председателя Ст. Чилингиров и М. Паращук, советники Ст. Омарчевски, Г. Генов, д-р Иван Пенаков и Н. Балабанов, секретарь Р. Алексиев. 13.II.1932).
231
См.: НА – БАН. Ф. 58 К. Оп. 1. Ед. хр. 943, 1273 (письмо М. Арнаудова от 27.VIII.1958 Президенту Украинской Академии наук в Киеве о деятельности М. Паращука), ЦДА. Ф. 1717 К. Оп. 1. Ед. хр. 38.
Разговорник «Русский в Болгарии» представляет интерес сразу в нескольких отношениях. Во-первых, это, наверное, единственная из многочисленных публикаций М. Арнаудова за его столетнюю жизнь [232] , которая была задумана и реализована в соавторстве, да еще с ученым-иностранцем, который только что вошел в болгарскую культурную действительность, т. е. речь идет о работе, являющейся уникальной по своему генезису. Во-вторых, во всем творчестве Мих. Арнаудова, да и Мих. Попруженко это издание – единственное и по своему жанру: литературоведы здесь преображаются в лингвистов – авторов словарей и разговорников. Опыт ученых в области лексикографии не может быть однозначно выведен из других их занятий и интересов, он не связан с чем-то другим и не находит продолжения в их дальнейшей деятельности. К многообразным определениям двух крупных фигур эти «Русско-болгарские разговоры» как бы добавляют еще то, что в определенный момент ученый должен взять на себя ношу своего рода привилегированного коммуникатора.
232
См.: Гечева Кр. Михаил Арнаудов. Биобиблиография. София, 2000.
Интересна логика построения разговорника. Он как бы прослеживает путь русской эмиграции и словно идет за ней, о чем говорит последовательность названий разделов: «Железная дорога» [233] , «В отеле», «На улице» и т. д.; последний раздел – «Некоторые сведения о Болгарии» (С. 14–16). Здесь материал дан как бы в катехизисной форме, т. е. в виде вопросов и ответов, а месседж всего разговорника архилюбопытен: «Многие ли произведения болгарских писателей переведены на русский язык? – К сожалению, очень немногие. Русские мало еще знакомы с творчеством болгарского гения. Нужно надеяться, однако, что они осознают необходимость для себя изучения болгарской литературы» [234] . Кроме своей непосредственной прагматической задачи, у разговорника была и своя «сверхзадача» – вызвать у русских интерес к болгарской литературе и тем самым открыть ей путь к «большому» языку и культуре. Таким образом, восхождение при развертывании разговорника идет не от простого к сложному, а от каждодневного к духовному, от быта к бытию.
233
Любопытно отметить, что в этом разделе зафиксировано даже основное направление движения русской эмиграции, а именно: Константинополь – Цариброд (город на границе Болгарии и Сербии, т. е. находящийся на основной дороге в Европу); здесь звучат вопросы: «Всякий ли день отходит поезд в Константинополь?», «Будет ли сегодня ночью поезд на Цариброд?» (Русский в Болгарии. С. 1).
234
Русский в Болгарии. С. 16.
Вряд ли кто-нибудь другой из множества русских ученых, оказавшихся в эмиграции в Болгарии, лучше, чем Михаил Попруженко, мог справиться с этой задачей; он любил Болгарию, прекрасно знал ее культуру и высоко оценивал ее литературу и науку, как об этом свидетельствует цитированное выше curriculum vitae:
Для своих работ М. Г. Попруженко неоднократно посещал Болгарию, по которой много путешествовал и в библиотеках которой (напр[имер,] в Рильском мон[астыре]) собирал материалы.
Кроме научных исследований, М. Г. Попруженко посвятил Болгарии, ее истории, литературе и общественной жизни ряд газетных и журнальных статей, в которых знакомил русское общество со всем, что давала выдающаяся болгарская литература и наука [235] .
235
НБКМ – БИА.Ф. 278. Ед. хр. 280. Л. 1–3.
У разговорника «Русский в Болгарии» есть совершенно определенный адресат – прибывающие в Болгарию русские эмигранты, особенно принадлежащие к интеллигентному слою; вот почему в разговорнике есть такие главки: «В книжном магазине», «В театре», «В библиотеке» и т. д. Цель брошюры абсолютно понятна – облегчение общения и взаимопонимания между болгарами и русскими. Смысловой акцент здесь поставлен не на очевидной близости и сходстве между болгарским и русским, а на отличии и специфических особенностях, которые должны быть выявлены и усвоены, чтобы встреча стала возможной, а понимание – адекватным и корректным.
Конечно, стимул для того, чтобы «кабинетные ученые» взялись за составление разговорника «Русский в Болгарии», – вненаучный, он идет от личной встречи болгарской интеллигенции с русскими эмигрантами и беженцами, с их болью и трагедией [236] . Жизнь вторглась в кабинет и изменила научную программу. Общение – всегда «перевод», и чтобы оно стало возможно, нужно усвоить правила перевода.
Итак, в самом начале многолетнего общения болгарской культуры и литературы с русской эмиграцией стоит попытка разговора и понимания «М. и М.» – Арнаудова и Попруженко. В этом контексте за встречей двух криптонимов нетрудно видеть встречу языков и культур.
236
До личной встречи в 1920 г. с русскими в Болгарии, М. Арнаудов скорее интересовался судьбой болгар в России; см. его рецензию на кн.: Державин Н. С. Болгарские колонии в России (СбНУН. 29. 1914. 159 с.) // Училищен преглед. 1915. № 9–10. С. 482; см. и позднейшую его статью: Българите в Русия // Пролом. 1922. № 19–20. С. 607–611.