Психология национальной нетерпимости
Шрифт:
Надо сказать, что отношение к межнациональным бракам в этнической группе — обычно довольно объективный показатель степени развития у нее интернационалистского мировоззрения.
Известен провокационный вопрос, который в США задается стороннику полного равенства негров: «А вы выдали бы свою дочь за негра?»
В разных районах мира вместо негра в эту фразу можно подставить еврея, араба, китайца, немца, алжирца, индийца.
И лучший, кажется, ответ, давно предложенный на этот вопрос, звучит так: за негра — да, за расиста, за националиста — нет.
А как с теми, кто родился от брака эстонки и русского, литовки и поляка, белоруса
Их на свете очень много. Больше, чем людей любого народа Земли. По самым приблизительным подсчетам, число детей, родители которых принадлежали к разным национальностям, превышает миллиард. Если же принять во внимание еще три-четыре поколения предков, не исключено, что такие люди составляют и побольше, чем половину человечества.
Но обратите внимание: огромное большинство из этого миллиарда ощущает себя членами только одного из тех этносов, к которым принадлежали их родители, деды и бабки, прадедушки и прабабушки. Чем же определяется этот выбор «для себя» одного народа из двух, трех, а то и большего числа? Обычно сочетанием нескольких причин, среди которых часто решающая — родной язык (а он ведь большею частью не выбирается).
Евгений Евтушенко пишет:
«Во мне, словно семь притоков, семь перекрестных кровей: русская — словно Непрядва, не прядающая пугливо, где камыши растут сквозь разрубленные шеломы; белорусская — горькая от пепла сожженной Хатыни; украинская — с привкусом пороха, смоченного горилкой, который запорожцы клали себе на раны; польская — будто алая нитка из кунтуша Костюшки; латышская — словно капли расплавленного воска, падающие с поминальных свечей над могилами в Риге; татарская — ставшая последними чернилами Джамиля на осклизлых стенах набитого призраками Моабита; а еще полтора литра грузинской крови, перелитой в меня в тбилисской больнице из вены жены таксиста».
Интернационалист, поэт гордится всеми этими линиями, на перекрестке которых он появился на свет, — но он, мы это знаем по его поэзии, — русский.
Среди членов уже упоминавшейся семьи Эйнеров — Эйнерсов, сильно разросшейся и включающей в себя представителей нескольких национальностей, каждый, наверное, ощущает себя принадлежащим лишь к одной из них. Хотя возможно и двойственное этническое самосознание. Сын немца и русской может чувствовать себя в какой-то ситуации больше немцем, в какой-то — русским. То же может относиться к детям от любых смешанных браков. Но ведь не только к ним! Латыш, третье поколение семьи которого живет на Украине, ощущает себя и украинцем. Кореец, чей прадедушка уже жил в Киргизии, имеет право осознавать себя и киргизом. Армянин, если его предки поселились в Москве, скажем, еще в начале XIX века, может обладать не только армянским, но и русским этническим самосознанием.
Впрочем, тут совершенно может быть неважен «семейный стаж». Каждый, кто читал воспоминания «Человек и время» советской писательницы, армянки по происхождению, Мариэтты Шагинян, увидел, конечно, в этой книге места, где более заметно авторское ощущение себя армянкой, и другие, где Шагинян — до очевидности ясно — выступает как русская. То есть невозможно даже представить, чтобы она отделила себя как армянку от своих русских подруг, отнеся их к разряду «они». Однако там, где писательница рассказывает о расселении армян по югу России, Польше, Западной Европе, «мы» для нее — уже армяне. Но
Словом, не без оснований можно сказать, что двойное этническое самосознание возникает не только у детей от смешанных браков. Человек, долго живущий в инонациональном окружении — бурят в Якутии, мордвин в Туркмении, татарин в Каракалпакии, — не сомневается в своей «паспортной» национальности. Но ощущает своей малой родиной эту — «чужую», если следовать прописям националистов, — землю. Ростовские армяне во многих отношениях чувствуют себя и русскими, русские на Украине ощущают себя нередко не только русскими, но и украинцами, а украинцы в РСФСР — и русскими. Двойное этническое самосознание вещь довольно распространенная, и определить, какая из его сторон сильнее, — дело, которое не решить только с помощью метрики и паспорта.
Вспомним теперь сцену из романа грузинского писателя Нодара Думбадзе «Белые флаги». Между персонажами этого романа заходит спор, могут ли претендовать на имя «грузин» тбилисский армянин, давно живущий в Грузии, потомок украинца, носящий фамилию Гоголь, и грузинский еврей. К старому учителю, пользующемуся уважением, обращаются: «Дядя Исидор, или убей меня, или объясни — как могут быть грузинами еврей, украинец и армянин?»
И учитель объясняет: «Ну, что касается Гулояна… сами небось слышали, как он, армянин, поправлял грузинскую речь грузина Накашидзе… А что Хаос и Картлос [2] — братья, это всем известно».
2
Легендарные предки, первый — армян, второй — грузин.
У Гоголя мать (а также бабка, прабабка и т. д. — грузинки); учитель Исидор напоминает, что дети царицы Тамар и осетинского царевича Давида Сослана, Лаша и Русудан, «назывались сыном и дочерью царицы Тамар, а не отца их…».
Что же касается грузинского еврея, то, ссылаясь на «Картлис Цховреба», написанную в средневековье историю Грузии, учитель говорит о том, что евреи поселились в царстве Картли еще во времена царя Навуходоносора и Грузия с незапамятных времен стала для их потомков родиной.
Происходит этот разговор в тюрьме, и биографии большинства его участников, мягко говоря, не могут служить примерами для молодежи. Но видимо, не случайно ввел писатель такое обсуждение национальных проблем именно в этот роман.
Любовь к Грузии, напоминает Думбадзе, присуща и выросшим в ней людям других национальностей, кстати сказать вовсе не отрекающимся от своего происхождения; у них то двойное этническое сознание, о котором мы уже говорили. А дотюремные занятия собеседников, у некоторых весьма предосудительные, не лишили их человеческих чувств, в том числе и любви к Родине.
Кажется парадоксальным то, что в условиях гласности в ряде районов нашей страны национальные отношения обострились. Люди, принадлежащие к разным народам, которые раньше при контактах между собой обращали на этот факт не слишком много внимания, теперь нередко словно намеренно углубляют, подчеркивают этнические и культурные различия; противопоставлению «мы — они», естественному, как уже говорилось, для этнического самосознания, искусственно придается явно чрезмерное значение.