Психология свободы
Шрифт:
Цель наша получается в том, чтоб огрублённо изложить, но не нарушить "внутреннюю логику" заданного к изложению. В порядке огрубления приходится изъясняться, что называется, на пальцах – как о подобном принято говорить в народе. А в порядке ненарушения – всячески изворачиваться. Употрепблением десятка неглубоких понятий – огибать невозможность употреблённости одного глубокого!
Ну, например, увязывающе смыкая члены той десятки – намечаем "смысловую дырку" от того неупотребляемого глубокого понятия. В четырнадцатом пункте, рассуждая
Кстати уж сказать, психоразвитый – выше критического уровня – человек может, если захочет, явить вам – как объективному исследователю его как субъектности – такую на месте себе объективность, что вам покажется, что вы и не человека вовсе фиксируете-изучаете, а какое-то не-пойми-что. Другое дело, что обычно таковой человек того не хочет – зачем ему пугать или путать задохликов! Это мы к чему? А вот, через словосочетание: "какое-то не-пойми-что" – явили как раз смысловую дырку. Для конкретизации, что собою представляет "не-пойми-что" на месте телесно выразившейся человеческой субъектности, сейчас пока недостаёт категориального консенсуса – между читателем и автором.
Остаётся лишь добавить, что чем психоразвитей человек, тем меньше он подлежит так называемому объективному изучению, тем более – когда того не хочет. Обычноразвитый же человек – уже заметно ему подлежит, то есть заметно велик объём того, чего он не может вам не явить собою, хотя и хочет не явить. Зверь же подлежит ещё больше.
18. Как инструмент изложения нам очень важно составное слово – "психо-внутреннесть". Сейчас пора его обговорить.
Ну, определенческих ипостасей у подобных понятий – способно быть помногу. Дадим нашему хотя бы одну. Это помимо той представляемости, которая и так уже, видать, возникла у читателя – хотя бы как некая смутность (слова-то для обозначения стараешься подбирать точно, насколько это возможно, а читатель с Луны не упал, имеет значительный опыт обращаемости со словами: мы все приобщены к одной сокровищнице в лице родного языка, и не беда, что каждый – слегка по-своему).
Как понятие, словосочетание означает всё смонтированное человеческой субъектностью: ею из себя строго для себя. Смонтированное с помощью ряда надставляющихся внутрисубъектностных сократительностей, ставящихся в определённую соотнесённость друг с дружкой. Ежели субъективно-ощущенчески на себя как психику оборотиться, эта смонтированность предстаёт некой квазисубстанцией, вам имманентной (ну, от которой вам в себе некуда деваться, с которой вы принципиально не можете расстаться).
Итак, квазисубстанция, каковой себе – в себе – являетесь. Любое нечто из неё – обязательно приведено в соотнесённость со всем из неё прочим. Оказываясь связанностью элементов просто через факт наличия "субстанции" меж ними. Факт наличия её как их носителя.
Но это ещё не всё! Возникшие (ну, выделившиеся) в квазисубстанции элементы – могут связываться и специальной сокращаемостью её между ними. Удержание их вместе – через такую сокращённость!
То есть что? Сперва "субстанция" локально сокращается в самой себе, давая тем некий свой элемент, затем такое происходит множественно, оборачиваясь неким количеством элементов, а уж каждый из них – может оказаться увязанным с любым другим, через специальную сокращённость "субстанции" меж ними. Это с тем, что сокращённость та – сама становится объектом приложения сродства к сокращаемости у "субстанции". Ну, возможности сокращаться "материалу", заполняющему ваш психообъём и, условно говоря, расположенному между той сокращённостью и сокращённостью какой-либо другой. Если эта возможность реализуется, происходит надставка! И так порой бывает до весьма зыбких и валких образований, являющих собой воплотившесть большой степени надставления.
Так что некая квазисубстанция в вашем психолице, да сокращающаяся между своими частями – в качестве объединяющего их акта, с тем что части те – попросту более ранние (и локальные!) сократившести той же квазисубстанции. В самом начале давшей две наипервичные свои локально-сокращённости, бывших каждая "просто сократившестью", а не "сократившестью между чем-то и чем-то".
Такое возможно. Ведь всякая объёмная субстантность – она чисто определенчески способна частью своего объёма выступить ужавшейся. Когда ужимаемость такая сколько-то уменьшает общую объёмность субстантности, или происходит за счёт разрежения всех остающихся её частей. А если не говорить об ужимаемости, то надо говорить хотя бы о напрягаемости той субстантности, то бишь о переходе какой-то своей локалью в активное состояние (ну, на ступень более активное, чем было).
Или дадим такой образ: человеческая субъектность есть в себе некая глина, прежде всего остального. Глина в смысле того, что по самому своему определению не имеет формы, но способно составлять наполнение. И то "глина", способная в самой себе подаваться в какую угодно сторону. Такая подающесть её относительно себя самой по какому-либо направлению – то частная сокращаемость субъектности в самой себе (сокращаемость в смысле протекания активности, связанной как-то с понятием длины). А удерживающаяся сокращённость – то непрерывно возобновляемая сокращаемость: по одному и тому же направлению и на одно и то же расстояние. Она являет собой некую скособоченность "глины", и есть уже субъектностная сделанность из себя чего-то для себя: ну, тою скособоченностью субъектность начинает выступать в себе какой-то частной формой – по отношению к остальной себе как воплощению бесформенности. Вот соотнесением подобных форм – и надставлением их одно над другим в самых причудливых ансамблях – человеческая субъектность и лепит себя, лепит в смысле являемости себе первой сцены физического своего бытия. Фигурантности в жизни.
С безформенностью – как принципиальной формонеимеемостью – ещё хорошо увязывается понятие глии. Психоглия – вот чем фигурируем в себе, ежели брать себя в самом непосредственном отношении. Такое вот необходимое "костыльное" понятие получается. И брать себя в самом непосредственном отношении – это брать себя строго для самого себя, иначе будь сказано. Тогда все люди – заведомо предстают не в состоянии просечь тебя точно в том качестве, в каком сам себя просекаешь.