Псы войны. Гексалогия
Шрифт:
– Прости, папаша Вильк, - озадаченно возразил Шеннон, -- но если вам так дорога парижская жизнь, зачем вы вообще оттуда уехали?
– Уехал из Парижа? Я в жизни не бывал в Париже. Родился в Закопанах, потом служба на кораблях. Там, сам знаешь, дальше портовых кабаков не уйдёшь. А дальше - Африка! Я тебе как-то рассказывал...
– Борлик замолк, дожидаясь кивка Шеннона, и продолжил.
– Но я прочел множество книг о Париже, каждую улицу знаю! Надеюсь когда-нибудь туда попасть. Ах, Париж...
Поднимаясь вслед за хозяином, наёмник внимательно
– Похожье, мсье Борлик, - оккупанты вашего дома не сильно попортили интерьер.
– А,- хозяин сморщил нос.
– Они пользовались моим имуществом как хотели. Целых пять лет! Присаживайтесь, панове...
Красивая молодая негритянка с распущенными волосами тихо подошла к поляку и поставила на стол поднос с фруктами.
– Это твоя жена? - вырвалось у Шеннона, прежде чем он успел сообразить, что его любопытство может показаться нескромным.
– Да, "жена". Во всяком случае, сейчас. Она получила в качестве "свадебного подарка" тридцать один метр ткани и швейную машину...
Он разлил шампанское по бокалам и продолжил:
– У меня было много "жен". Здесь их не трудно найти - и еще легче от них избавиться. Большинство белых мужчин были бы счастливы иметь такую спокойную кроткую жену, как здешние жительницы. Но ведь одно дело турист или моряк, который попадает сюда на короткое время, и совсем другое - плантатор и торговец, вынужденный, подобно мне, оставаться тут всю жизнь. Я бы охотно женился и завел себе семью в европейском смысле этого слова. Но на бакайя так не женишься, ведь правда комиссар?
Хорас согласно кивнул.
– Она не сможет сохранять верность. И дети бы быстро вышли бы из-под моей власти. Здешние дети делают что хотят, бродят шайками, веселятся. Не всегда это веселье невинно. Если родители пытаются их воспитывать, дети убегают в другую семью, а то и начинают жить самостоятельно. Здесь, в Кларенсе, уже двенадцатилетний может прокормить себя. Но хуже всего то, что между белой и местной женщиной не создается духовной близости. Они принадлежат к различным мирам. Поговорят о плантации, о соседях, доме и детях - и все, больше говорить не о чем. Она не понимает наш ход мыслей, даже язык. Ее мышление и поведение определяется совсем иными нормами, своя родня ей всегда ближе, чем муж.
– Так езжайте во Францию, что Вам мешает?
– Гм, да я бы там не прокормился, ведь только и умею, что обманывать местных туземцев заготавливать. Пропал бы ни за грош. Здесь-то живу хорошо, почти богач. Могу с любой обвенчаться. Но это только все осложнит. Даже отец Алоиз меня понимает, но приступим к делу. Не говоря больше ни слова, он вышел из комнаты и принёс большой кожаный саквояж и поставил на стол. Из него торговец выложил в ряд вдоль стола одиннадцать Кольтов образца 1903 года. Перед центром этого хромированного строя, он валожил штабель из одиннадцати белых коробочек. Судя по маркировке, в каждой из них было по пятьдесят патронов калибра ноль сорок пять в каждой.
– Я своё обещание выполнил, - гордо заявил поляк.
– Теперь вы!
– А где ремингтоны?
– спросил Хорас, любовно перебирая пистолеты.
– Одну минуту, сейчас принесут. А где мои деньги?
– Одну минуту,- Шеннон расстегнул один из подсумков. В нём лежали плотно упакованные пачки банкнот.
– Там всё?
– Более или менее, - двусмысленно произнёс полковник.
– Принесите ремингтоны. Мы их осмотрим и расплатимся. Как пистолеты Хорас?
Комиссар полиции жестом показал ОК. Борлик вышел из комнаты и принёс ремингтоны и свалил их на стол.
– Вот, - сказал он отдуваясь. Шеннон стал осматривать их: они были не новые, но в хорошем состоянии и в полном комплекте:
– Ну что же, мсье Борлик, давайте рассчитаемся. Кстати, вы в курсе, что оружие у Вас приобретает полиция Кларенса?
Папаша Вильк, ожидая какой-то подвох, настороженно кивнул.
– Согласно договорённости, с мсье Лангаротти, я должен вам одиннадцать тысяч французских и сто восемьдесят тысяч местных франков. Так?
– Так?
– Но Вы обещали дать новые ремингтоны, а этими уже пользовались?
– Позвольте, господин полковник, я сразу говорил, что ремингтоны я не буду продавать. Это Ваш приятель предложил мне сто восемьдесят тысяч...
– Но за новые!
– За новые!
– папаша Вильк сник, понимая, что попал в простак.
– Хорошо я дам Вам за них сто сорок тысяч и по рукам!
– По рукам,- с нетерпением в голосе произнёс Борлик, увидев, что наёмник достаёт деньги и начинает их пересчитывать. Глаза поляка следили за руками полковника, который продолжил беседу:
– Мсье Борлик, я вовсе не хочу Вас обманывать и оставлять без барыша. Скажите сколько Вы отремонтировали винтовок для жандармерии.
– О!
– расслабившись сказал папаша Вильк.
– Винтовки: триста два маузера, восемь винчестеров по тридцать пять, четыреста пятьдесят сотен патронов по восемь, ещё гранаты. Счёт Вам уже выставлен к оплате.
– Сколько это составляет?
– Ровно пятнадцать тысяч французских франков. Вы что хотите мне всё это заплатить?
– Пожалуй да, - отчётливо произнёс Шеннон, глядя на делягу, который довольно ухмыльнулся.
– Скажите, вы в курсе декрета о налоге с оборота?
– вступил в разговор Хорас. Он допил своё шампанское и как-бы невзначай потянулся к бутылке.
– Сегодня он вступил в силу.
– Да, что-то слышал, - довольно легкомысленно отмахнулся поляк.
– Если что, то я готов взять долларами...
– Что ж, очень хорошо!
– промолвил Шеннон.
– Если так, то наше правительство должно Вам пять тысяч семьсот шестьдесят долларов, а Вы ему миллион местных франков. Давайте произведём взаимозачёт!