Птицы летают без компаса. В небе дорог много(Повести)
Шрифт:
И я не стал ничего говорить, не стал хвастать. Вдруг в ответ Гуровский ничего не скажет, промолчит? Тогда мне будет стыдно. От этих мыслей чувство победы уже не казалось таким полным и радостным. Победа, конечно, была, но в чем-то другом.
Про этот бой я никому не рассказал, даже Генке. Кстати, друг тоже не поинтересовался. Он будто бы знал, что Высотин во сне меня от верной гибели спас. Да разве только во сне, разве только меня одного?..
Фотопленка воздушного боя действительно была хорошая. Но что пленка? Она хотя и высокочувствительная, но без души ведь. На ней можно отснять самолет в перекрестии прицела
С той поры мы с подполковником Высотиным сдружились. Часто играли с ним в шахматы. Играл он остро, рискованно, обыграть его удавалось редко. На обдумывание хода он затрачивал секунды и очень не любил, когда я долго думал.
— Нельзя же так, — сокрушался он. — Самолет летит и летит, время глотает, километры наматывает. Партию шахмат переиграть можно, а полет не переиграешь. Не приучайтесь к цейтнотам. Для летчика-истребителя это недопустимая роскошь. Шахматы — превосходный тренаж мозгов.
Действительно, во всем его облике виделось что-то истребительское: внешнее спокойствие и внутренняя готовность к неожиданности, внезапности, ко всякого рода сюрпризам.
— Товарищ подполковник, — спросил я однажды, — кем бы вы были, если не летчиком?
Он не задумываясь ответил:
— Летчиком!
Высотин чем-то напоминал моего друга Генку Сафронова, но, чем именно, понять я не мог.
Теперь вместо Высотина прибыл подполковник Карпов. Ох и принципиальный мужик. Прямо видно было, что он мучился от мысли, что мы, будучи недостаточно хорошо обучены, в суровых условиях можем сплоховать. Полетишь с ним на «спарке», отличную оценку ни за что не поставит. «На пятерку раньше один бог летал, — говорит. — И то раньше. А сейчас еле-еле на троечку вытягивает: положенный режим не выдерживает — кругом спутники летают, он но успевает головой вертеть — на осмотрительность много времени затрачивает, столкнуться боится. И за приборами не глядит, как следует. Пятерку могу вам только за настоящий бой поставить».
Сам летал отменно. Бог, конечно, ему и в подметки не годился. Возьмет в воздухе ручку управления — стрелочки приборов и не шелохнутся. Машину вверх потянет — позвонки в хруст. И на осмотрительность у него времени хватало, потому что на приборы он и не глядел, они сами на него глядели. Любил, когда летчики выполняли пилотаж быстро, четко и без передыху. Летать с ним на «спарке» было непросто. На пилотировании он вытягивал душу из себя, из самолета и из летчика. Говорят, что, еще будучи комэском, когда Карпов стрелял по воздушной мишени, после него вся эскадрилья неделю щепки собирала. Еще Карпов любил, когда пилоты на занятиях высказывали тактически грамотные мысли. Вроде бы этими мыслями он жил, ими одевался, ими и обувался. Свою принципиальность Карпов показал при первом руководстве полетами. Сразу всех на лопатки положил. В том числе и командира нашего…
Погода тогда в районе аэродрома резко ухудшилась. С вышки СКП полосу не было видно — туманом застелило. А в динамике послышался голос:
— Прошу разрешения на посадку!
Мы-то уж знали, что слово «прошу» сейчас обрело совсем другой, формальный смысл. Голос звучал властно и не просил, а требовал. В воздухе был командир.
— Не разрешаю, — вежливо ответил Карпов. — Идите на запасной аэродром. Там хорошая погода.
— Нормально… И здесь сяду… — опять потребовал
— Я вам сказал: не разрешаю, — спокойно повторил подполковник. — Идите на запасной.
— Да вы понимаете, мне здесь надо! Здесь! — загремело в динамике. — Хоть в позывных разберитесь, — прозрачно намекнул командир.
— Понимаю, все понимаю и в позывных разобрался. Здесь садиться нельзя. Я не разрешаю, — подтвердил Карпов, Голос у подполковника был звонкий, зычный, за тридевять земель услышишь и без всякого радио.
— Ухожу…
Конечно, тогда он всех нас не только удивил, но и поразил: без году неделя в части и с командиром так расправился. Что, командир сам не знает, куда ему лучше садиться? Командир тоже летчик — будь здоров! Ему хоть туман на три метра в землю — все равно бы сел. А вот Карпов уперся. «С таким человеком и нам не видеть сладкой жизни».
Рассказывали, правда, потом, что командир его за такой поступок хвалил даже. Но нам хвалить Карпова пока было не за что. На разборе полетов он не щадил никого. За ошибку любого из нас наизнанку выворачивал и показывал, кто чего стоит.
Вот и сейчас он подошел к трибуне. В руке — указка, будто шпага. Вижу, как его с веселой хитринкой глаза живо забегали: ищут кого-то. Этот взгляд меня коробит, я его просто побаивался. Со школьной скамьи у меня осталась неприязнь к такому учительскому зрению.
Он подвел итоги выполнения заданий в воздухе. Прошелся указкой по схемам, таблицам. Полеты прошли успешно, сказал он, мы достигли многого, но могли достигнуть еще большего, если бы… Вот с «если бы» все и начиналось.
Первым Карпов поднял капитана Александра Савельева. У него во время стрельбы в прицеле перегорела лампочка подсветки. Об этом он доложил по радио руководителю полетов, однако задание выполнил успешно.
— Ну и как же вы все-таки стреляли? — спросил Карпов у летчика.
— По заклепкам, товарищ подполковник. На глазок.
— Это интересно, — сказал Карпов. Хотя по лицу видно, что ему совсем было неинтересно. На переносице сошлись тонкие девичьи брови, а черные глаза почти скрылись в прищуренных веках. — Значит, скольжение самолета по щекам определяете? Дедовским способом? — с подковыркой уточнил он и тут же задал вопрос: — Что же вы не постучали по прицелу кулаком?
— А зачем? — удивился Савельев.
— Иногда по телевизору постучишь, он и заработает. Знания техники у вас на уровне академика цельнотянутых наук. Почему не поставили запасную лампочку? Руки были заняты или голова не сработала? Для кого эта лампочка на крышечке приделана?
— Голова не сработала, — сознался летчик. — Забыл.
— Что сумели при стрельбе заклепки использовать — хорошо. Но возвращаться к первобытно-общинному строю не будем. По знанию материальной части стрелкового прицела сдадите зачеты, — заключил подполковник.
— Начнете танцевать от печки, — вставил кто-то о места. Это уж слова нашего инженера. А Карпов прихлопнул ладонями: дескать, все, прекратить, и принялся за капитана Гуровского.
— Что для вас, товарищ капитан, перехватчики — гончие собаки? — спросил он у летчика. — Вам поручили ответственное задание — имитировать цель. А вы форсаж на защелку — и был таков! Что за безобразие? Летчики должны были отрабатывать прицеливание. Понимаете — прицеливание. Не перехват, не поиск, а прицеливание…