Пурга в ночи
Шрифт:
— Понял.
Булат направился к темному входу, ведущему в забой. Антон последовал за ним. Харлов говорил:
— Еле-еле двигаются.
— Ты им показал, как надо рубать? — остановился Булат.
— В сторону смотрят, — развел тот руками.
— Понятно. — Булат раздумал идти в шахту. — Повременим до конца работы.
Была глубокая ночь, когда колчаковцы вернулись из забоев в барак усталые и голодные. Шахтеры не спали. Настроение у них было хорошее. Впервые они работали не до полного изнеможения. Семь часов пролетело почти незаметно. Колчаковцев, которые двенадцать часов пробездельничали, встретили насмешками:
— Работнички пришли. Вот рубали так рубали, аж замерзли!
— Весь добытый уголек в карманах принесли.
— На ужин не хватит! Ха-ха-ха! Хо-хо-хо!
Барак гудел от криков, смеха. Булат с Антоном и Харловым сидели за столом и, придвинув лампу, подсчитывали, кто сколько за день добыл угля.
— Чудное дело, — говорил Харлов. — Пробыли в. Шахте угольщики меньше, чем всегда, а уголька дали больше.
— Весело работалось! — крикнул с ближней нары невидимый в полумраке шахтер. — Щетинин не погонял. Да что там говорить, на себя работали.
К столу подошел Трифон Бирич. После шахты оа даже не умылся.
— Мы с утра не ели. Кто кормить нас будет?
— Харлов, это по твоей части, — сказал Булат, не отвечая Биричу.
Тот посмотрел на молодого коммерсанта, почесал за ухом. В бараке стало тихо. Шахтеры с интересом следили за тем, что происходило у стола, и старались не упустить ни слова.
— Как же с вами быть? — в раздумье говорил Харлов. Он незаметно переглянулся с Булатом и кивнул головой. — Зови своих дружков! Садитесь за стол!
Колчаковцы быстро уселись на скамейки. Булат и Антон отошли. Харлов принес к столу ведро, в котором были ломти хлеба и соленая кета. Он взял кусок хлеба величиной с ладонь и такого же размера кусок рыбы. Положил перед каждым.
— Бутерброды господские! — донеслось с нар. — Ишь, как аккуратненько!
— А вилочек серебряных не забудь подать, Харлов!
— Водочки и кофею!
Харлов водрузил на стол огромный чайник.
— Ужинайте.
— Это все? — Лицо Бирича налилось кровью.
Колчаковцы сидели, не смея ни встать, ни взяться за свой мизерный ужин.
— Мало? — удивился Харлов.
— Это издевательство! — вскочил на ноги Перепечко. — Я требую…
— Замолчи! — прикрикнул на него Харлов, но Перепечко не унимался:
— Вы хотите нас уморить голодом!
— Товарищи! — вступил в круг света Булат, и Перепечко испуганно смолк. — Харлов не думал обижать или оскорблять кого-либо. Он выдал этим людям столько еды, сколько они заработали. Вы сами видели, что они в забоях не держали в руках обушка.
Шахтеры одобрительно загудели:
— Верно!
— А когда их поставили на вывозку угля, то они едва ногами шевелили, — сообщил Харлов.
— Как дохлые ползали, — подхватили шахтеры. — Не давать им жрать!
— Привыкли на чужой счет жить!
— Ишь, кочевряжатся, нашим хлебом брезгуют! Не давать им и этого!
Колчаковцы схватились за хлеб и кету, налили в кружки чай. Пока они торопливо ели, Булат говорил:
— Лозунг нашей социалистической революции говорит о том, что, кто не работает, тот не ест. Честно говоря, я хотел вас, товарищи шахтеры, просить накормить этих людей досыта, но они бы не поняли вашего благородства. Они считают, что их оскорбили, выдав им эту еду. Они ведь и ее не заработали. Но почему они возмущены? Потому что привыкли жить за чужой счет. Пусть они сегодня поголодают и поймут, что жить надо честно. Я уверен, что завтра они будут работать лучше и добудут больше угля. Вы их по заслугам и покормите. Правильно ли я говорю?
— Правильно, Булат!
— По-нашему!
— По-шахтерски!
Долго в эту ночь не могли уснуть шахтеры. Булат и Мохов, оставшись ночевать, не успевали отвечать на вопросы. Колчаковцы, забившись в свой угол, скоро заснули, и только Бирич с Перепечко лежа перешептывались. Не спали и Малинкин с Кулеминым.
Утром, когда Кулемин клянчил у него денег, чтобы опохмелиться, Малинкин дал ему десятку, но наказал обязательно зайти к старому Биричу и сказать, что его сын просит денег на продукты. Малинкин рассчитывал, что отец поможет сыну и отвалит изрядную сумму, которую они с Кулеминым и поделят. Едва ли Бирич при новой власти будет на них жаловаться, когда узнает об обмане. Да и с Кулемина взятки гладки, а он, Малинкин, останется в стороне. Теперь у него появился другой план, который обещал хороший доход. Он нетерпеливо ждал, когда в бараке стихнет. Незаметно проскользнул к Биричу и Перепечко.
— Не спите? — И притворно вздохнул: — Какой тут сон. Такое издевательство. Так вот, мой дружок в Ново-Мариинск подастся. Может, что передать кому?
— Какой это дружок? — Перепечко колебался, можно ли доверять Малинкину.
— Кулемин, — объяснил Малинкин. — Он за водкой сбегает. Может, вам что купить?
— Денег нет, — вздохнул Перепечко и решил, что он ничем не рискует, если поверит Малинкину.
— Я могу одолжить, — быстро проговорил Малинкин, и в его голосе зазвучала жадность. — А Кулемин заглянет к господину Биричу, и он вернет должок, хе-хе-хе, с процентиками, конечно. Вам убытку не будет, мне зернышко на пропитание.
Трифон Бирич шепнул Перепечко:
— Пусть зайдет к моему отцу и все расскажет. Эх, записку бы написать.
— В следующий раз. — Перепечко стал объяснять Малинкину, что Кулемин должен сделать в Ново-Мариинске, но тут чей-то голос сердито прогудел:
— Эй, кто там шуршит. Спать!
Колчаковцы и Малинкин притихли, прислушались. В бараке стоял разноголосый храп, бормотанье и стоны спящих. Малинкин, выслушав Перепечко, неслышно отполз, и скоро Кулемин, никем не замеченный, покинул барак.
…Кулемин основательно промерз, пока добрался до кабака Толстой Катьки. Было непривычно тихо и темно, Кулемин грохнул кулаком в дверь, ему откликнулась собака у соседнего дома. Обойдя кабак, он тише постучал в окно. Из-за стекла Кулемину отозвался сонный и злой голос:
— Какой дьявол стучит?
— Открой, это я. — Кулемин назвал себя.
Толстая Катька заворчала, но Кулемин услышал, как облегченно скрипнула кровать и кабатчица зашлепала к двери.
— Входи, черт ночной. Чего тебе?