Пурга в ночи

Вахов Анатолий Алексеевич

Чье-то прикосновение к руке вывело Мандрикова, из задумчивости. Он увидел около себя Оттыргина.

— Ты что, Отты?

— Приехал каюр Новикова.

— Николая Федоровича? — не поверил Мандриков, но, видя, что Оттыргин кивает утвердительно, пошел от костра. — Где он?

— Там. — Оттыршн указал в сторону, за кольцо людей, стоявших вокруг огня.

Мандриков и Оттыргин выбрались из толпы. Около нарты стоял Парфентьев и смотрел на огонь. Исхудалые собаки, утомленные многодневным

перегоном, лежали на снегу.

Оттыргин, возвращаясь из тюрьмы, куда он отвел Маклярена, увидел, как Парфентьев проехал к зданию управления. Оттыргина удивило, что с ним не было Новикова. Он безошибочно определил, что Парфентьев приехал прямо из тундры. Но почему он один, без Новикова?

Оттыргин не успел окликнуть Парфентьева и побежал следом. Ему хотелось узнать о Новикове, Оттыргин подбежал к толпе, стоявшей у костра. Тут был и Парфентьев. Увидев юношу, он почему-то растерялся.

— Здравствуй, Оттыргин! Вот и я приехал. А зачем этот костер развели?

— Старого человека где оставил? — не отвечая Парфентьеву, спросил Оттыргин. — Он тебя прислал?

— Он остался там, — Парфентьев махнул рукой в сторону заката и вдруг рассердился: — А тебе какое дело. Проваливай!

Оттыргин поспешил к Мандрикову. В голосе Парфентьева, в его глазах была какая-то тревога и боязнь, Оттыргин подвел Мандрикова к Парфентьеву, указал на него:

— Он возил Николая Федоровича!

— Ты? — спросил Мандриков каюра.

— Я, — тряхнул головой Парфентьев.

— Пошли, расскажешь, — пригласил Мандриков каюра, и тот неохотно последовал за председателем ревкома.

Парфентьев, сбросив Новикова, не поехал в Марково, а направился в Ново-Мариинск, где ничего не знали о нем. И вот неприятная встреча с Оттыргиным, о котором он и не думал. Мандриков объяснил ему, кто он и что в Ново-Мариинске произошло. Узнав, что власть взяли друзья Новикова, каюр перепугался, но собой владел.

— Где же вы расстались с Новиковым? — спросил его Мандриков.

— В Усть-Белой. — Парфентьев говорил осторожно.

— Николай Федорович ничего с вами не передавал? — Мандриков чувствовал в каюре какую-то непонятную настороженность. — Я его друг, и вы можете говорить со мной откровенно.

— Нет, не передавал. — Парфентьев проклинал себя за то, что не попытался уйти от преследований вместе с Новиковым. Его бы, понятно, благодарили. Неужели сбудется то, о чем так горячо рассказывал Новиков. В Ново-Мариинске уже советская власть.

— Новиков знал, что вы едете сюда? — Мандрикову показалось странным, что Николай Федорович не воспользовался оказией и не прислал с каюром письма.

— Знал, — кивнул Парфентьев. — Но ничего не передал.

— Как он себя чувствовал, здоров? — забеспокоился

Мандриков.

— Здоров.

Односложные ответы Парфентьева ничего не дали Мандрикову. Он только узнал, что в Усть-Белой создан отряд и его командиром является коммерсант Малков и что в Усть-Белой находятся американцы, Парфентьев ушел от Мандрикова с твердым намерением немедленно бежать из Ново-Мариинска, но, взглянув на истощенную упряжку, решил остаться. У него в запасе больше недели. Раньше никто не сможет приехать из Усть-Белой и рассказать о нем.

— Кажется, твой каюр знает больше, чем говорит, — поделился Мандриков с Оттыргиным. — Что-то он утаивает. Последи за ним незаметно. Понаблюдай. Было бы интересно знать, с кем он здесь будет встречаться.

В кабинет вошла Нина Георгиевна. Видно, она шла быстро, потому что запыхалась. Лицо ее раскраснелось. Оттыргин бесшумно выскользнул из кабинета.

— Устаете?

— Пустяки, — Нина Георгиевна улыбнулась. — Если бы вы знали, как я себя хорошо чувствую.

— Вот теперь знаю, — засмеялся Мандриков.

— Я спешила к вам.

— Что-нибудь случилось с товарищами? — насторожился Мандриков.

— Они бродят по квартире и требуют, чтобы я их выпустила. Называют меня тюремщиком. — Нина Георгиевна весело засмеялась. — Какие замечательные люди! А сколько им пришлось в жизни перенести. Они мне все про себя рассказали. Видимо, нет счастья для человека в этой жизни.

— Неправда, — возразил Мандриков. Он увидел, как Нина Георгиевна погрустнела. Очевидно, вспомнила свою жизнь. — Разве вы сейчас не довольны тем, что помогаете нам?

— Вы правы, сейчас я просто счастлива. Я радуюсь выздоровлению ваших товарищей так, словно они мои дети.

— Бучек со своей лысиной как раз сойдет за младенца, — расхохотался Мандриков. «А серьги-то она сняла», — подумал Михаил Сергеевич и вспомнил о Струкове.

— Дмитрий Дмитриевич жаловался мне, что вы его не пустили в дом.

— Не могу, Михаил Сергеевич. Не могу. Как вспомню…

— Он же не тот, за кого мы его принимали, — начал объяснять Мандриков, но Нина Георгиевна перебила его:

— Не верю, не верю! Он обманывает всех. Он не такой, каким вы его считаете. Не верьте ему. Я не хочу о нем слышать! Он… он… он ужасен.

— Ну, хорошо, не будем о нем говорить, — отступил Мандриков. — Вы пришли…

— Чтобы сказать, что Елена ждет вас у меня. — Нина Георгиевна с укоризной посмотрела на Мандрикова. — Как она переживает! Этот Берзин… Она же любит вас. Не обижайте ее. Идите к ней. Сейчас же…

Михаил Сергеевич послушался. Все были у костра, и Мандриков незамеченным вышел из ревкома. Елена встретила его радостно: