Пурга в ночи
Шрифт:
— Как волки глядят, того и смотри набросятся.
Булат рассмеялся:
— Куда же они побегут, если нас побьют?
Он оглянулся, и Антон невольно последовал его примеру. Вокруг лежала заснеженная земля, залив, далекие сопки. Они розовели под ярким солнцем. Тени на снегу были фиолетовые. В прозрачном, чистом, накаленном морозом воздухе звонко хрустел под ногами снег. Безмолвие лежало над землей. Антону показалось, что люди непозволительно нарушают его. Булат с удивлением понизил голос:
— Красота-то какая! Только сейчас приметил.
Мохов ничего не ответил. Дальше они шли молча. Когда впереди показались приземистые постройки копей, Булат сказал задумчиво:
— Кто в них живет, тот этой красоты не видит. Эх!
Копи встретили тишиной. Около барака медленно ходил, опираясь на палку, лишь один человек. Он приложил руку к глазам, стараясь рассмотреть людей. Булат помахал рукой, но человек торопливо заковылял к двери и, открыв ее, что-то крикнул внутрь барака. Сразу же из двери стали выходить люди, и, когда арестованные колчаковцы и охрана подошли к бараку, их встречали почти все его жильцы. Вид у них был заспанный и недовольный. Шахтеры угрюмо смотрели на гостей. Булат проговорил в раздумье:
— Сегодня не воскресенье. Чего же они не работают?
Резкий и пронзительный свист разрезал воздух и заставил от неожиданности вздрогнуть. Кто-то из шахтеров узнал Трифона Бирича и издевательски прокричал:
— Нижайшее почтение господину коммерсанту! А где же ваш папочка?
Шахтеры тесным кольцом окружили колчаковцев. Булат, опасаясь, что они могут расправиться с арестованными, пояснил:
— Ревком прислал их, чтобы вы обучили уголек рубать и чтобы они себя прокормили честным трудом.
— Это дело, Булат, — выступил вперед Харлов.
К Александру подошло еще несколько шахтеров. Харлов оглядел колчаковцев.
— Силенка у них есть. На харчах добрых были.
— Наши харчи жрали! — выкрикнул кто-то. — Только им мякиш с маслицем доставался, а нам корочка, что рот драла.
— Не будет теперь этого, — заверил Булат. — Всем будет по справедливости. Где людей поместим? — Булат обратился к Харлову. Он всегда выделял старого шахтера, как человека серьезного и авторитетного среди шахтеров, и сам себе ответил: — Со всеми. Чтобы на глазах были, не шушукались.
— Думаешь, могут еще жало выпустить? — Харлов изучающе смотрел на колчаковцев. — Не до конца вырвали?..
— Всяко может быть, — сказал Булат. — А работать они должны до десятого пота, по двенадцать часов. — Он обернулся к колчаковцам: — Охранять вас не будем, но запомните: в Ново-Мариинск вам ход заказан. За уголь, что добудете, будете получать жратву. Кто не будет рубать уголек, тот куска хлеба, не получит. Кто посмеет бежать с копей, того… — Булат выразительно щелкнул языком. — Ясно?
Колчаковцы недружно ответили. Перепечко спросил:
— А передачи можем получать с Ново-Мариинска?
Антон скрипнул зубами. Он вспомнил, как Наташа пыталась послать ему передачу, когда он был в тюрьме, но ее выгнали. Хотел он попросить Булата, чтобы тот отказал. «Мстить хочу. Не должен я походить на них».
Пребывание колчаковцев в тюрьме не было сытым. Булат помедлил с ответом. Антон шепнул ему:
— Пусть получают.
— Ладно, — сказал Булат. — Будете получать, а сейчас в барак, занимайте свободные нары.
Колчаковцы торопливо скрылись в двери. Последним входил Трифон Бирич. Перед тем, как переступить порог, он оглянулся. Нескрываемая ненависть была заметна на его обросшем лице. Сейчас он очень походил на своего отца.
Когда колчаковцы ушли, Булат обратился к шахтерам:
— Сегодня не праздник, не воскресенье, почему же баклуши бьем?
— Да мы же теперича свободные, значит, сами себе Хозяева, — с ехидцей пояснил человек с палкой. Лицо его было в кровоподтеках. — Хотим — работаем, хотим — гуляем. Кто нам запретит?
Только по голосу Булат узнал в нем Малинкина. На верхней губе черным бугристым пятном запеклась кровь. Торчали пучки волос — жалкие остатки прежних пышных усов.
— Поработали на своем веку — хватит, — сказал, другой шахтер с опухшим от пьянства лицом. — Гнули спину, дай и постоять прямо.
— А нашто переворот был? — присоединился к нему цыганистого вида человек. — Нашто красный флаг подняли?
— Советы теперь, — снова заговорил Малинкин. — Вот наш Совет. Не хотим больше в угольные норы лезть.
— Ты Советы не трогай, — надвинулся на Малинкина рассерженный Булат. — За Советы тебя усов лишили, смотри, и головы лишат.
— Не пугай, уже пуганый. — Малинкин все же отступил от Булата.
— Братья, да что же вы от обушка отвернулись? — укорил Булат. — Как это шахтер без своего дела жить может? Ревком постановил по семь часов уголек рубать.
— Справедливо, — прокатилось по толпе.
— А платить кто будет? — высунулся Кулемин. От него разило перегаром. — По какой цене?
Булату не хотелось вести разговор с Кулеминым, но шахтеры прислушивались.
— Весь уголь, что вы добудете, будет покупать ревком по справедливой цене, по той, что до колчаковцев была… Согласны?
— Согласны, — повеселели шахтеры.
Булат продолжал:
— На товары тоже прежние цены.
— Кто же здесь у нас вместо Щетинина будет? — Новый вопрос застал Булата врасплох. Он рассердился на Мандрикова: обо всем толковали, а вот о шахтерских делах до конца не договорили.
— Харлов. Согласны?