Пурга в ночи
Шрифт:
— Нет, нет! — крикнул в пургу Рыбин.
Через несколько минут отчаяние сменилось уверенностью, что ревкомовцы о его предательстве еще ничего не знают. Они его избрали председателем продовольственной комиссии. Надо скорее отыскать бумагу. А если не найдет? Тогда поджечь здание! Рыбин нащупал в кармане спички и быстро подошел к зданию правления. На крыльце он оступился и упал.
— Ушиблись?
Рыбин съежился. Выследили. Пусть с ним делают все, что хотят. Он поднялся и медленно оглянулся. Рядом стоял низенький Еремеев.
— Ежели вы о той бумаге тревожитесь, то можете беспокойства не иметь.
Неряшливое лицо Еремеева приблизилось, и Рыбин отчетливо увидел каждую морщинку.
— Что? Какая бумага? — прошептал Рыбин и хотел оттолкнуть Еремеева, но тот цепко держал его.
— Не извольте беспокойство иметь.
— Да отпусти же меня! — взмолился Рыбин и опустился на занесенную снегом ступеньку, Еремеев склонился над ним.
— Бумага у господина Бирича. Он велел вам сегодня попозднее вечерком к ним зайти.
— У Бирича? — прошептал Рыбин. — При чем здесь Бирич? Я ничего не понимаю.
Бумажку с вашей подписью господин Перепечко у господина Бирича забыл. Вот они и зовут вас вечерком к себе.
… — Я очень рад, что вы так охотно отозвались на мое приглашение, — сказал Бирич, пожимая руку Рыбину. — Раздевайтесь и проходите.
Бирич вел себя с ним как старый и добрый знакомый.
— В смутное, очень смутное время мы живем. Все мы русские люди и, казалось бы, должны помогать друг другу, а вместо этого расстрелы. Ужасно, ужасно. На меня сегодняшнее судилище произвело тягостное впечатление. — Бирич следил из-под седых нависших бровей за Рыбиным. «Тряпка», — презрительно подумал он и перешел на деловой тон:
— Я вас позвал вот для чего. Хотя вам большевики и доверяют, я знаю, что в глубине души вы не разделяете их идеалы и вынуждены просто подчиняться стечению обстоятельств. Не так ли?
Рыбин невольно кивнул. Говорить он не мог. Спазма перехватила горло. Бирич продолжал:
— Конечно, день справедливого возмездия настанет не завтра. — Бирич положил руку на худое колено Рыбина и понизил голос. — Но мы не можем бездействием помогать большевикам… — Бирич остановился. — Впрочем, об Этом позднее, но вы должны знать, что мы вам верим. Господин Перепечко передал мне вот этот документ. — Бирич встал с кресла и выдвинул один из ящиков буфета. Рыбин сразу узнал эту бумагу.
Коммерсант солгал, что Перепечко передал ему эту бумагу. Произошло все иначе. Перепечко после допроса и избиения Рыбина явился к Биричу, у которого были в гостях Громов и другие колчаковцы, чтобы похвастаться своим успехом, и в доказательство, что ему удалось из пособника большевиков сделать своего агента, принес расписку Рыбина.
Она пошла по рукам. Бирич и его гости хвалили Перепечко, шутили. Когда бумага оказалась в руках Бирича, о ней уже забыли, и Павел Георгиевич убрал ее на всякий случай. Сейчас Бирич гордился своей дальновидностью.
— Я не Хочу, чтобы этот документ попал в руки ревкома. Вы мне нравитесь, и я позднее помогу стать вам на ноги, но сейчас вы должны оказать нам кое-какие услуги. — Увидев, что Рыбин испугался, он успокоил: — Так, мелочь, никакой опасности.
— Что-то?
— Прежде всего вы должны, — Бирич сделал ударение на последнем слове, — сказать ревкому, что продовольствия в складе значительно больше, ну, скажем, вдвое.
— Как же так я… — Голос у Рыбина сорвался.
— Можно, можно, — успокоил его Бирич. — Вы же не все ящики будете вскрывать. Посчитайте пустые и завалите их полными. Вам в этом поможет господин Назаров, ну и, естественно, Еремеев.
— Назаров? — Рыбин не поверил Биричу.
Назаров был пожилой, тихий и малоприметный человек, обремененный большой семьей. Он возил уголь с копей, рыбачил и не гнушался любой случайной работой. Ни Мацдриков, ни другие ревкомовцы не знали, что Назаров давно ходит в должниках Бирича и, получая время от времени подачки, готов для коммерсанта на все.
— Да, Назаров свой человек, — кивнул Бирич. — Так что вы имейте это в виду. Ну-с, а затем при определении нормы выдачи товаров увеличьте ее размеры. Примерно так. — Бирич подвинул к Рыбину листок, лежавший на столе. — Прочтите и запомните.
Рыбин послушно запоминал.
— Повторите на память, сколько и что нужно включить в норму.
Рыбин послушно произнес заученные цифры и названия товаров.
— У вас блестящая память, Василий Николаевич. Включите в список на получение продуктов со склада побольше людей.
— Но продуктов может не хватить до весны, и тогда…
— Будет голод, — докончил за него Бирич. — Но вам не стоит из-за этого волноваться, Василий Николаевич. Я всегда вам помогу, и вашей семье не придется бедствовать! — Бирич поднялся с кресла и взглянул на часы. — Поздненько мы с вами засиделись. Вот уже и полночь. Пора И на боковую. День-то трудный был.
Рыбин тяжело встал со стула. Он был словно в каком-то дурмане, и моментами ему казалось, что все происходящее — дурной сон или бред. Бирич у дверей наигранно спохватился:
— Ох, чуть не запамятовал. Тут я вашим ребятишкам кое-какие гостинцы приготовил. Прошу. — Он указал на довольно объемистый тюк у двери.
— Нет, нет, — отказывался Рыбин, но Бирич, не слушая, подал ему тюк.
— Прошу.
Тюк был тяжелый. Больше пуда, — машинально определил Рыбин.
— Да, и последняя просьбица, — открывая дверь, сказал Бирич. — Через денек-второй навестите меня, если что будет интересное. А понадобитесь, я вас через Еремеева позову. Ну, спокойной ночи.
Рыбин оказался в темноте. Взвалив на плечи тюк, он побрел, пошатываясь под ударами пурги. Груз прижимал его к земле.
…После расстрела колчаковцев члены ревкома пришли в правление уезда. Новомариинцы разошлись по домам, и даже в коридоре, где дни и ночи после переворота толпились люди, стояла непривычная тишина. Был там один Еремеев.
— Вот сегодня мы завершили переворот, — сказал Мандриков.
— Только здесь, в Ново-Мариинске, а весь уезд по-прежнему под властью колчаковцев — возразил Берзин. — Нам надо ехать в стойбища и поселки.