Пушкин и его современники
Шрифт:
Пушкин был глубоко задет статьей Кюхельбекера, тем более что сознание необходимости перелома в лирике у него назревало еще раньше. Борясь за свободу выбора тем против "высокого искусства", Пушкин отчетливо сознает важность вопроса о сравнительной ценности жанров, но колеблется в его решении.
Решительный ответ возродителю старой оды, другу своему Кюхельбекеру Пушкин дает в "Оде его сиятельству графу Хвостову" (1825).
Ю. Н. Тынянов остроумно доказывает, что в этой оде дана пародия не только на оды графа Хвостова, но и на одописцев вообще, "причем в список их вошли не только представители старой оды, как Петров и Дмитриев, но и такой современный
Любопытны наблюдения Тынянова над текстом пушкинской пародии, приведшие его к выводу, что здесь есть совершенно явный намек на стихотворение Рылеева "На смерть Байрона":
Давно от слез и крови взмокла Эллада средь святой борьбы; Какою ж вновь бедой судьбы Грозят отчизне Фемистокла;у Пушкина:
Где от крови земля промокла: Перикла лавр, лавр Фемистокла...Таким образом, "Ода графу Хвостову" явилась полемическим ответом воскресителям оды, причем пародия на старинных одописцев явилась лишь рамкою для полемической пародии на современного воскресителя старой оды Кюхельбекера и на защитника новой оды Рылеева".
В заметке "О вдохновении и восторге" Пушкин пишет: "Ода стоит на низших ступенях творчества... Ода исключает постоянный труд, без коего нет истинно великого... Трагедия, поэма, сатира - все более ее требуют творчества (fantaisie), воображения - гениального знания природы". В IV главе "Евгения Онегина" (стр. XXXII) выдвигаются новые жанры: труба, личина и кинжал, т. е. стиховая драма. Таким образом, Пушкин в своей работе над языком "соединял принципы и достижения противоположных школ, подобно этому и тематический строй был ценен для него главным образом своим разнообразием и противоречивой спайкой высокого и низкого, стилистически приравненных, доставляющих материал для колебания двух планов".
Круг вопросов, поставленных Кюхельбекером, затронут и в "Евгении Онегине". Тынянов внимательно следит за эволюцией образа Ленского и за приемами комбинации в его структуре некоторых черт Кюхельбекера.
"Ленский первоначально рисовался крикуном и мятежником "странного вида". Но "мало-помалу первоначальный рисунок Ленского стирается; мятежник исчезает: перед нами элегик-ламартинист, против которого боролся как Пушкин, так и Кюхельбекер". Общее заключение Тынянова об образе Ленского таково: "Ленский - комбинированный "поэт" - "высокий элегик", причем в отступлениях по поводу элегии говорится уже вовсе не о высокой элегии (Языков)".
"Итак, Пушкин сходится с младшими архаистами в их борьбе против маньеризма, эстетизма, против перифрастического стиля, - наследия карамзинистов и идет за ними в поисках "нагой простоты", "просторечия", но в одном из существенных пунктов литературной теории младших архаистов, в вопросе о воскрешении высокой лирической поэзии Пушкин резко разошелся с ними. Впрочем, даже самая полемика имела важное для Пушкина значение: обнажила основные проблемы поэзии, проблемы поэтического языка и жанров".
Исследование Тынянова "Архаисты и Пушкин" не дает полной картины истории пушкинской поэзии за первые три десятилетия XIX в. Оно в значительной мере оторвано от изучения общих процессов развития русского литературного языка в это время, когда устанавливались новые нормы его национальной системы. Роль Пушкина в этом движении была очень сложной,
Но нельзя не видеть односторонности в тыняновском понимании эволюции творчества Пушкина и в тех представлениях, которые сочетались у Тынянова со стилистикой и поэтикой карамзинизма. Этот вопрос до сих пор еще во всем своем объеме и исторической сложности не исследован.
И все же необыкновенная конкретность и точность исторических разысканий, относящихся к быту, событиям, фактам из жизни известных лиц, к их морально-общественному облику, идеологии и т. п., с одной стороны, и зоркая острота наблюдений и догадок, связанных с художественным стилем, с литературно-эстетическими явлениями, с другой, - вот что поражает в историко-литературных трудах Тынянова. Характеризуя лицейский "Словарь" Кюхельбекера, его состав, собранные в нем афоризмы и политико-философские размышления, его влияние на Пушкина, Ю. Н. Тынянов вспоминает запись о раскольнике Ветошкине, который стал необыкновенным ученым, в пушкинских "Разговорах с Натальей Кирилловной Загряжской" (12 августа 1835 г.) и тут же прибавляет: "Разговоры с Загряжской" имеют большое значение в вопросах пушкинской прозы. Метод непосредственной записи здесь доведен до предела интонационной точности".
Но наряду с этими строгими методами Ю. Н. Тынянов иногда пользуется приемом внешних сопоставлений, скорей психологического, чем глубокого художественно-исторического характера. Например, открыв с большим искусством в образе Ленского некоторые черты Кюхельбекера и аналогии с его идеями и поэтическим творчеством, Ю. Н. Тынянов упорно ищет портретного тождества с Кюхельбекером и в изображении вспыльчивости Ленского, приведшей к вызову Онегина на дуэль. Он ссылается на современную Пушкину критику ("Московский Вестник", 1828, ч. VII, № 4), которая находила вызов Ленского немотивированным и называла "несообразностью" ("Взбалмошный Онегин, на месте Ленского, мог вызвать своего противника на дуэль, а Ленский никогда"). "Таким образом, - заключает Тынянов, - характеристика Ленского:
Дух пылкий и довольно странныйи его обидчивость в начале III главы оказались недостаточно сильными мотивировками внезапной дуэли". И отсюда - почти невероятный, во всяком случае неубедительный вывод: "По-видимому, ее мотивировали портретные черты прототипа, оставшиеся вне поэмы". Подчеркнув, что "вспыльчивость, обидчивость и "бреттерство" Кюхельбекера были анекдотическими", Тынянов приводит несколько анекдотов из "Семейной хроники" Л. Павлищева ("Воспоминания об А. С. Пушкине". М., 1890).
Вот свидетельство того же Павлищева, которое кажется наиболее показательным и подходящим: "Обидчивость Кюхельбекера порой, в самом деле, была невыносима... Так, напр., рассердился он на мою мать за то, что она на танцевальном вечере у Трубецких выбрала в котильоне не его, а Дельвига... " "Случай с сестрой Пушкина был без всякого сомнения известен, - рассуждает Тынянов, - а он почти сполна совпадает с причиной дуэли Онегина и Ленского в романе". Все это, конечно, очень недостоверно и натянуто или, лучше, притянуто к литературному анализу композиции "Евгения Онегина".