Пустота
Шрифт:
А покамест должно стать хуже, чтобы потом стало лучше.
– Большое тебе спасибо за такое пророчество, Эд.
– Я был пророком однажды, – сказал он, – но я оставил это занятие.
Мгновение он вглядывался в струящиеся вокруг динатоки.
– Хотел бы я поболтать с Толстяком Энтони, – заметил он неожиданно, – но он меня дичится.
– Его зовут Антуан, и он достойный человек. Раньше, в славные деньки, он тебя любил, он тобой восхищался, как и все мы. Я была такой же. Ты – прекрасен и безумен, а нам только
Он начал было отвечать, но она перебила:
– А теперь? Ты единственный вернулся с Тракта, это несомненное достижение. Но что ты оттуда принес? Возможно, что-нибудь стоящее, а возможно, такое дерьмо, в какое тебе прежде не случалось вляпаться.
Она улыбнулась и этой улыбкой дала понять, что помогать ему не намерена.
– Забирай корабль. Не думаю, что он нам нужен после всего, да мы и другой себе без труда добудем.
Однажды, вскоре после этого, она взглянула в иллюминатор и увидела, что они вернулись на карантинную орбиту Саудади.
Планета кружилась внизу гигантским ярмарочным колесом. На носу корабля поблескивали в ее свете наглухо задраенные иллюминаторы. Вокруг – свалка непостижимого и безымянного: миллион тонн смеси белка и кода, отходы взаимодействия людей с математикой.
Она включила внутреннюю связь и спросила:
– Эд, это не та орбита, парковочная дальше. Тебе нужна помощь?
На грузовой палубе молчали.
– Эд?
Спустившись туда, она обнаружила, что недостающий фрагмент палубы проявился снова и саркофаги чинно, в рядок, принайтовлены там. Вид у них был такой же, как всегда: как у бесполезной рухляди.
– Чего на меня вылупились? – сказала она им.
Словно в ответ, саркофаги вдруг расступились, и за ними показался Эд Читаец, лежавший на палубе, а над ним, там, где раньше был его копчик, на корточках, с разведенными коленями, очень низкорослая женщина, по виду – китаянка. Лицо Эда было вжато в пол, а изумрудно-зеленое платье чёнсам задрано у женщины выше талии. Кожа у китаянки была очень белая. Что именно между ними происходит, судить было трудно, но из ее блестящей, словно отполированной, вагины цвета слоновой кости, казалось, вылетали белые мошки размером с домовую моль.
– Эд?
Эд, видимо, был слишком занят, чтобы ответить. Женщина, если это была женщина, фыркнула и подняла взгляд на Лив. Лив развернулась и сломя голову убежала, прежде чем ее заставили бы понять больше. Она чувствовала, что вся ее дальнейшая жизнь зависит от того, чтобы не дать себе понять увиденное. Не запомнить больше, чем подмигивание, сигарету, улыбку на ярко-красных губах. Эд догнал ее в коридоре снаружи.
– Господи, Лив, ты бы хоть постучалась.
– Сажай нас в городе Саудади, – приказала Лив. – И катись отсюда.
Часом позже все трое стояли на погрузочной платформе,
– Вы уверены, что не полетите со мной?
Лив изобразила улыбку:
– Эд, ты прошел через много стен – на одну больше, чем следовало. Ты глянь, в каком ты виде.
– Я привык жить, – только и ответил Антуан.
Когда Эд исчез, двое спустились на цемент и задрали головы, глядя, как «Нова Свинг» и ее дымный хвост со стоном карабкаются обратно на карантинную орбиту. Они смотрели ей вслед, пока от нее не осталось только меркнущее зеленое сияние под облаками.
– Ох уж эти гребаные старые движки! – сказала Лив Хюла.
– Но корыто было что надо.
– Собачья была работенка, Антуан.
Они рассмеялись и пошли обратно в Саудади. Улицы производили новое впечатление – тут прибавилось беженцев и военной полиции. Мелькнула молния: K-рабль рассек небо, ударил гром! Она взяла его за руку и заплела своей, прижав к боку, как любила ходить рядом с Ирэн.
– Куда теперь? – спросила она.
– Туда, где Крабовидная туманность прямо по курсу, а не цель полета.
26
Народ ящериц из бездны времени
На полпути через гало «Шестой маршрут» перешел на динаточную магистраль. Полет оказался быстрым и беспроблемным. Изнутри динаточные поля похожи на людей: оригами скверной работы, сложенные баянчиком так, что содержат больше ожидаемого или разумного. Такой ли видит себя во снах Вселенная? Снятся ли ей угри, скользящие стайками через некую бархатную среду? Разноцветные вспышки, неожиданно улетающие в стороны под невообразимым напором не совсем здешних факторов? Ассистентка и сама чувствовала сходное напряжение, пока ерзала у иллюминатора в жилой секции и пыталась осмыслить эти явления.
– Не нравится мне так путешествовать, – говорила она теневым операторам, – когда эти рыбы за окном шастают.
Кормежка на «Шестом маршруте» ей тоже не нравилась. Как и лоурайдерная музыка Висенте Фернандеса с нарочитым акцентом на традиционных ранчерских мотивах, которую ставил Карло. Когда же он отключал музыку, ее раздражали шумы кондиционера, никому больше не слышные. Стоило кораблю изменить курс, как она спрашивала:
– Это оно так должно звучать?
Трудность была не в путешествии как таковом. Она себя неуютно чувствовала вне Саудади. Теневые операторы, одержимые влечением ко всему новому и дисфункциональному, а значит, глубоко заинтересованные в ней, принимали облик серых полупрозрачных плакальщиц и восклицали, заламывая натруженные костлявые руки: