Пустота
Шрифт:
– Размазанной тонким слоем.
На потолке затаились глубокие тени. Шум, подобный звону в ушах. Люди приходили и уходили с неправильной скоростью, группами и размазанными, как в статистической анимации, одиночками. С некоторыми ассистентка раньше общалась. Некоторые передвигали вокруг нее тележки с аппаратурой. Все они ее игнорировали. Она только и могла, что ждать, пока они заметят случившееся, пока ситуация стабилизируется, и поощрить их к общению с ней. Она была спокойна и терпелива. Если имени у нее нет, можно хотя бы идентифицировать себя.
– Полиция Зоны, город Саудади, – повторяла она при каждой возможности. – Перекресток Юнимент и По. Сотрудница с пятого этажа.
Кто-то взглянул на нее с очень близкого расстояния.
– Гейнс? – сказал он, повысив голос и наклонившись так, что лицо оказалось почти горизонтально в ее поле зрения. – Вас это может заинтересовать. Оно о чем-то спрашивает.
– Всплеск данных в VF14/2b, – возвестил другой голос.
Ассистентку насадили на этот всплеск. Он колом прошел сквозь нее, а она сквозь него. Описанию случившееся не поддавалось.
– Оно повторяет адрес, снова и снова.
– Адрес?
– Оно спрашивает о сотруднице какой-то захолустной полицейской службы на другом краю гало.
Это все равно что отыгрывать себя одной репликой снова и снова. Я загоняю аппаратуру за красную черту и совершаю нужные движения. Сучка быстра, но куда ей до меня. Я выкрикиваю предупреждение, они не хотят меня слышать, и я снова убиваю. Я не слышу, на каком языке они общаются между собой. Ты хоть знаешь, каково быть мной, каково находиться в недоступном именованию состоянии? Это освобождает от всех предыдущих контекстов. О, какая свобода! Господи, у такой, как я, даже моча нелюдская…
Анна Уотермен видела, как соскальзывает кусок мыла с края ванны однажды вечером в 1999-м.
Белая фигура на коленях в остывающей воде, другая фигура возится над ней сзади. Смех. Вода расплескалась, ванна издала энергичный жалобный скрип.
Не привыкшая подсматривать за собственной жизнью в такой манере, Анна удивлялась определенным деталям: не столько им как таковым, сколько тому, что они вообще имели место. В каком-то смысле восхитительно было наблюдать, как удаляется твое собственное обнаженное тело, или слышать собственный голос, со смешком говорящий:
– Ну а есть– то что будем?
Однако все картинки наливались фальшивой ясностью фотографии. Каждая поверхность была доступна ее новому зрению в микроскопических подробностях, но преимущество это ни к чему не вело. Факты зачастую отличались тоже. Человек в ванне, например, оказался не Майклом, как ей всегда помнилось, а Тимом. Какая неожиданность. Все было тем же самым, но почему-то совсем другим. Можно было пересчитать сорта зубной пасты в ванной – память о сексе такого обычно не удерживает. Она наблюдала происходящее во всех аспектах, и события, что соседствовали с этим событием, и все остальные события своей жизни. Поколением позже вода, пахнущая дрожжами, могучим потоком изливалась с плотины в Браунлоу, лошадки, будто только что выпущенные на свободу, мчались через поле, а жаворонки, как на лифте, носились вверх-вниз в чистом небе над Саут-Даунс: в то же время Анна видела себя, погруженную в мир и покой периода, который уже приучилась называть Нулевыми; она выглядывала из кухонного окошка.
– Марни! – звала она. – Ах ты, несносная девчонка! Оставь шланг в покое!
Марни шесть лет. Анна убирается в доме Тима. Анна, наконец оставшись наедине со своей жизнью, смотрит через поле в июньские сумерки над четвертым бокалом пино нуар. Она зовет кота домой:
– Джеймс, старый ты дуралей, ну что ты теперь нашел?
Она видела, как раздевается под ивами, прячет обувь, погружается в реку лунной ночью. Но сколь бы ни были ярки и точно воспроизведены эти сцены, словно через лучший объектив, они лишь напоминали ей о нынешнем состоянии. Она смотрела, как снует туда-сюда по саду – аккуратная, маленькая, словно кукла, немного ускоренная против нормального фигура, день за днем в разном свете, неизменно приближается к падению, – и размышляла, как предотвратить нынешнюю ситуацию. Она ведь может связаться с собой в любом из этих моментов. Стать голосом для собственного прошлого.
Все зло из беседки.
А что, если бы Анна не упала?
Она все время пытается назвать свое имя, как она очень рано полюбила своих родителей, «хотя они меня унизили, ну, ты понимаешь, когда мне еще и пяти не было». Она была маленькая, дружелюбная, нервная, ей нравилось все раннее и позднее. Слишком нервная наедине с собой, слишком нервная в компании. «Я была кое с кем счастлива. Я такое в жизни видела, что не поверишь: мужчин с двухфутовыми членами…»
По всему гало, порой исподтишка, порой с таким выплеском энергии, что его можно было уподобить праздничным фанфарам, опорожнялись и пустели карантинные орбиты. Отчеты поступали противоречивые. Ситуация сложилась запутанная.
Двести миль над Ма д’Элиз: струи короткоживущих экзотических вакуумных состояний угнездились в обычной квантовой пене, словно жемчужины в черной кружевной подложке. Такие крохотные фейерверки, взлетающие глубоко из зернистой структуры самой Вселенной, обычно сопровождали работу самых что ни на есть загадочных чужацких двигателей…
Двадцать пять туристов-сорвиголов с Кекс-Варли III заявили, что «огненное колесо» прокатилось по ночному небу на Фунен. Невооруженным глазом оно наблюдалось часа три, после чего раздробилось на импульсы, напоминавшие полярное сияние, и пропало за горизонтом. В течение этого времени на карантинной орбите никакой активности не отмечалось, но вскоре орбита эта стала недоступна инструментальному наблюдению…
Подобные кольцам грязного льда вокруг газового гиганта в резком звездном свете, объекты обширной орбиты Микена год за годом манили туристов со всех миров, даже таких далеких, как Лаборатории Белла или Анаис-Анаис. Крупнейшая коллекция мертвецов во Вселенной на день раздробилась, чтобы вскоре снова собраться воедино снаружи гелиосферного щита системы и широкой неспешной рекой утечь в межзвездное пространство. K-рабли, ныряя в потоке, словно зимородки, ничего не поймали: видели они не то, что ловили…
В холодной темноте над Нью-Венуспортом один за другим пропадали бесследно ржавые гробы. Последним исчез маленький саркофаг, где находились Бобби, Марта и сбежавший код, известный им как Белла. Малыш мало что помнил и считал нынешнее свое состояние этапом, через который проходят все. Жизнь, захватывающая и непредсказуемая, уже продемонстрировала ему, какой странной может оказаться. В одном Бобби был уверен: за год он повидал обратную сторону очень многих вещей. Женщины знают лучше. После происшествия в мансарде Белла в некотором смысле стала всеми тремя. Задолго до этого она оставила надежду что-либо понять: саркофаг ей казался не более загадочным, чем коридор дома. Марта, которую бросало от паники к выжидательному терпению, надеялась, что все как-то разрешится.