Пустой Трон
Шрифт:
– Неужели?
– И я молился о твоем выздоровлении, - соврал он.
– Как и я, - ответил я, коснувшись молота Тора.
Вульфхед туманно улыбнулся и отвернулся. Его священники, как утята, гуськом последовали за ним, все, кроме юного отца Пенды, который, нахохлившись, стоял рядом с нами.
– Ты бесчестишь Христову церковь, - громко объявил он.
– Проваливай, святой отец, - посоветовал ему Финан.
– Это кощунство!
– завопил священник, сорвавшись на крик и указывая на мой молот.
Люди, обернувшись, смотрели на нас.
– Кощунство перед Богом, - продолжал отец Пенда и наклонился, чтобы сорвать с меня молот. Я схватил его за черную рясу и притянул к себе, но усилие отдалось острой болью в левом боку. Ряса священника
– Кощунство!
– не унимался отец Пенда, когда его оттолкнули назад. Осферт приподнялся, чтобы помочь Финану, но я остановил его, дернув за рукав. Пенда вновь рванулся ко мне, но двоим из его дружков-священников удалось схватить его за плечи и оттащить в сторону.
– Глупец, - буркнул Осферт, - но он прав.
– Тебе не следует носить молот в церкви, господин.
Я вжался в стену, пытаясь размеренно дышать. Боль накатывала волнами, переходя от острой к ноющей. Когда-нибудь придет ей конец? Я устал от нее, возможно, именно боль притупляла мои мысли.
Я размышлял о том, что Этельред, лорд Мерсийский, умирал. Это было вполне очевидно. Воистину было чудом, что ему удалось протянуть так долго. Но нет никаких сомнений, что витан созвали, дабы решить, что произойдет после его смерти. Я только что узнал, что олдермен Этельхельм, тесть короля Эдуарда, прибыл в Глевекестр. В церкви его не было, по крайней мере, я его не видел, а его трудно было не заметить - огромного, жизнерадостного и громогласного. Мне нравился Этельхельм, но я ему ни капельки не доверял. А он прибыл на витан. Откуда я об этом узнал? Да просто отец Пенда, брызжущий слюной священник, был моим человеком. Пенда находился у меня в услужении, и когда я подтащил его к себе, он шепнул мне на ухо:
– Этельхельм здесь. Прибыл нынче утром, - он принялся и еще что-то шептать, но его оттолкнули.
Я слушал пение монахов и бормотание священников, собравшихся вокруг алтаря, где большое золотое распятие отражало свет ароматических свечей. Алтарь был священным местом, и внутри лежал массивный серебряный гроб с блестевшими на нем вставками из горного хрусталя. Один лишь гроб, должно быть, не уступал в стоимости церкви, а стоило нагнуться и внимательно вглядеться через хрусталь, то можно было смутно различить скелет на ложе из дорогого голубого шелка. По особым дням гроб открывали и выставляли скелет напоказ, и мне рассказывали о чудесах, случившихся людьми, заплатившими за прикосновение к желтым костям. Чудесным образом излечивались нарывы, исчезали бородавки, а калеки обретали способность ходить, и всё потому, что, как считалось, мощи принадлежат Святому Освальду, и если все эти слухи верны, то это само по себе было чудом, ведь это я нашел кости.
Они, должно быть, принадлежали какому-нибудь безвестному монаху, хотя насколько я знал, останки могли принадлежать и свинопасу. Но когда я сказал об этом отцу Кутберту, он ответил, что не единственный свинопас стал святым. Христиан не одолеешь.
Помимо тридцати или сорока священников в церкви собралось по крайней мере сто двадцать человек, все стояли под высокими стропилами, где летали воробьи. Этой церемонией в церкви пригвожденный бог должен был благословить результаты работы витана, так что не стало неожиданностью, когда епископ Вульфхед произнес мощную проповедь о том, как мудро прислушиваться к совету трезвых людей, добрых людей, старейшин и правителей.
– Пусть к старейшим относятся с удвоенным уважением, - увещевал он, - потому что это слово Божье!
Может, так и оно было, но в устах Вульфхеда это означало, что людей призвали не давать советы, а, скорее, согласиться с тем, что уже было решено между епископом, Этельредом и, как я только что узнал, Этельхельмом из Уэссекса.
Этельхельм являлся самым богатым человеком Уэссекса после короля, своего зятя. Ему принадлежали огромные участки земли, а его воины составляли почти треть
Мне удалось подремать во время большей части проповеди Вульфхеда, а затем, после того как хор пропел нескончаемый псалом, Осферт и Финан помогли мне выйти из церкви, а мой сын принес Вздох Змея и костыли. Я преувеличивал свою слабость, опираясь в основном на плечи Финана и шаркая ногами. Главным образом это было притворством, но не совсем. Я устал от боли, устал от вонючего гноя, что сочился из раны. Несколько человек остановились, чтобы выразить свое сожаление по поводу моего внешнего вида, и некоторые симпатии были подлинными, но многие получали очевидное удовольствие от моей уязвимости. До ранения они боялись меня, теперь же могли спокойно презирать.
В известиях отца Пенды не было нужды, потому что Этельхельм ждал в большом зале, но я предполагал, что молодой священник хотел хоть как-то меня предупредить, а также показать, что он заработал золото, что я ему даю. Западно-саксонской олдермен был окружен людьми менее знатными, все они понимали, что реальная власть в этом зале принадлежит ему, потому что он говорил от имени Эдуарда Уэссекского, а без армии западных саксов не было бы никакой Мерсии. Я наблюдал за ним, удивляясь, почему он здесь. Это был крупный мужчина, широколицый, с редеющими волосами, улыбкой наготове и добрыми глазами, в которых мелькнуло удивление, когда он увидел меня. Этельхельм отодвинул человека, что с ним разговаривал, и поспешил в мою сторону.
– Мой дорогой лорд Утред, - произнес он.
– Лорд Этельхельм, - сказал я нарочито слабым и хриплым голосом.
– Мой дорогой лорд Утред, - произнес он снова, взяв одну из моих рук в свои.
– Не могу выразить, что я чувствую! Скажи, что мы можем для тебя сделать?
– он сжал мне руку.
– Скажи мне!
– призывал он.
– Можешь дать мне умереть спокойно.
– Уверен, у тебя впереди еще много лет жизни, - сказал он, - в отличие от моей дорогой жены.
Для меня это было новостью. Я знал, что Этельхельм был женат на бледном, тощем создании, что принесло ему половину Дефнаскира в качестве приданого. Каким-то образом она ухитрилась родить выводок жирных и здоровых младенцев. Чудо, что она протянула так долго.
– Мне очень жаль, - тихо произнес я.
– Бедняжка болеет. Чахнет, и конец уже не далеко. Он не выглядел сильно расстроенным, но я предполагал, что брак с похожей на привидение женой для Этельхельма являлся всего лишь способом заполучить земли.
– Я женюсь снова, - сказал он, - и надеюсь, ты придешь на свадьбу!
– Если буду жив.
– Конечно будешь! Я помолюсь за тебя!
Ему следовало помолиться и за Этельреда. Хозяин Мерсии не присутствовал на церковной службе, но ждал на троне, стоящем на возвышении в западной части большого зала. Он развалился там, хлопая ничего не выражающими глазами, закутавшись в большую бобровую шубу. Рыжие волосы поседели, хотя большая их часть скрывалась под шерстяной шапкой, которая, как я полагал, скрывала полученную рану. Этельреда я не любил, но ощутил к нему жалость. Казалось, он почувствовал мой взгляд, потому что вздрогнул, поднял голову и посмотрел вглубь зала, туда, где я сидел на скамье. Мгновение он смотрел на меня, а потом прислонился головой к высокой спинке кресла. Его рот безвольно приоткрылся.