Путь Черной молнии
Шрифт:
– Ты, чьих будешь? Холоп!
– Давай без оскорблений,- как можно спокойнее, ответил Сашка.
– Слышь ты! Ты чё не догоняешь, куда попал? Я щас только "фас" скажу, и тебя здесь разорвут, как собака рукавичку,- опять с оскорблениями набросился на Воробья, сидевший на стуле наглец.
– За что же мне такие милости, ведь я еще и суток не нахожусь в зоне, - усмехаясь, ответил Сашка. По лагерной неопытности, и по незнанию о происходящих здесь вещах, он не думал, что его кто-то тронет.
– "Горелый", всеки ему,- произнес вышедший из себя главарь.
– Щас Жека, отреставрируем.
Из ряда
– Стой, где стоишь,- предупредил его Сашка и принял боксерскую стойку. Здоровяк не реагировал и продолжал приближаться.
Вокруг все заулюлюкали, загалдели, засмеялись. Горелый не успел подойти вплотную к Сашке, как последний, сделав резкий выпад влево, со всей силы врезал кулаком ему в солнечное сплетение. Следующий удар пришелся в челюсть рядом стоящему зэку. Разворот на сто восемьдесят градусов, и Сашка успел ударом ноги угодить еще одному в пах.
Жуткие матерки полетели со всех сторон, и все зэки скопом кинулись на Воробья. В толчее и суматохе: кто кого бил, не понятно, все старались угодить в лицо Сашке, но иногда удар доставался своему. Когда рассыпались в разные стороны, Воробей стоял на одном колене и по инерции размахивал кулаками. Лицо его было в кровоподтеках, рассечена нижняя губа и бровь. На голове проступало бурое пятно крови. Сашка находился во власти драки и, не вполне соображая, что ему грозит смертельная опасность, быть затоптанным ногами, он с резким криком бросился на Жеку. Удар бычком (удар лбом), направленный в нос противника, опрокинул того на пол. Но в следующий момент, нога какого-то зэка врезалась в область печенки Воробья, заставив его припасть на колено. От нестерпимой боли в боку лица и стены поплыли перед глазами, и теряя сознание, он услышал, как кто-то крикнул:
– Шухер! Менты!
Первым в помещение отряда вбежал работник режимной части - лейтенант Брагин, за ним два прапорщика - контролеры надзорной службы и помогавшие им активисты из числа заключенных. Несколько минут назад кто-то позвонил на вахту по внутреннему телефону и сообщил, что в шестнадцатом отряде в комнате отдыха убивают заключенного. Но в комнате, на полу сидел только один человек и отплевывался кровью, и по всей вероятности, те, кто его избил, скрылись в спальных секциях. Зрелище было ужасным: стены и пол, были забрызганы кровью, кругом разбросаны поломанные стулья, чей-то сапог валялся посреди комнаты, окно разбито. Такого погрома лейтенант Брагин в зоне никогда не видел.
– Кто тебя?- спросил он Воробьева.
– Вопрос, конечно очень интересный! Я бы тоже хотел это знать,- ответил Сашка, пытаясь улыбнуться. Почему-то ему вспомнилось окровавленное лицо Жеки, потерявшего на время дар речи, видимо он опешил, оказавшись в роли побитого. Сашка еще раз представил его изумленную физиономию и усмехнулся, но боль исказила улыбку, кровь из разбитой губы все еще стекала на подбородок.
– Ты с какого отряда?- спросил Брагин, протягивая ему носовой платок.
Сашка поблагодарил лейтенанта и ответил:
– Я с этапа, меня еще не распределили в отряд.
– А как ты попал сюда? Тебя разве не предупреждали, что хождение по чужим отрядам - это нарушение внутреннего распорядка?
– А меня сюда в гости пригласили.
– Ну и шутник же ты парень,- произнес один
Сашка отказался от посторонней помощи, и в сопровождении надзирателей побрел в зоновский лазарет.
Никого из нападавших на него зэков при выходе из барака Воробьев не увидел. Но зато после, (Сашке рассказывали об этом заключенные) при построении отряда, дежуривший ДПНК и лейтенант Брагин вывели из строя всех, у кого были разбиты физиономии. Одному осужденному пришлось наложить скобы на лопнувшую верхнюю губу, Пархатому - Жеке вправили сломанный нос, третьему достался "смачный" синяк под глаз. Такая же участь ожидала и Воробьева: ему наложили швы на кожу головы, скобками стянули разбитую губу. Начальница санчасти - Инесса Петровна положила его в палату, так как у Сашки от удара ногой, увеличилась печень. Сначала его хотели отправить в больничную зону, думая, что у него лопнула печень, но после рентгена, опасение исчезло и Воробьев некоторое время пребывал с палате с другим заключенным.
Сашка быстро познакомился с "Поломохой", так звали соседа по палате, он лежал с перебинтованной ногой.
– Кто тебя так?
– спросил он Сашку.
– С лестницы упал.
– Ништяк ты падаешь, три раза головой треснулся ,- усмехнулся Поломоха. Когда Сашка рассказал ему, что пришел этапом в зону, сосед сразу догадался: в чем дело.
– В какой отряд водили?
– В шестнадцатый.
– Все понятно, иначе не могло быть.
– Поломоха, ты знаешь Пархатого и Горелого? Что они представляют собой?
– Кое-что скажу, но если что: я тебе ничего не говорил. Добро?!
– Сашка утвердительно кивнул, - Горелый - это бык, другим словом, он охраняет главшпана отряда.
– А кто главный?
– Тот, кому ты нос сломал. Санек, Санек, - Поломоха замотал головой, - я тебе не завидую. Пархатый тебя со света сживет.
– Ты не ответил, что он собой представляет в зоне?
– Он вес имеет, хотя его называют первым беспредельщиком. Скорее его боятся, чем уважают. Просто Санек он может тебя опустить по - беспределу. Ты же сам видел, сколько у него быков.
– А в зоне есть пацаны, которым пофиг Пархатый?
– Есть: в десятом - Сибирский, во втором - Симута и в двенадцатом - Крот, все они нормальные парняги.
– А в остальных отрядах? Неужели все такие, как Пархатый?
– Есть конечно, и лояльные, но многие поддерживают Пархатого, и связываться с ним не хотят. Санек,- Поломоха перешел на шепот,- я слышал в зону пришел какой-то крутой мужик, поговаривают, что он из серьезных блатных, но менты его в ШИЗО закрыли, не выпускают в зону. Вот к кому тебе надо обратиться, глядишь, он поможет.
– Ладно, благодарю за информацию, попробую воспользоваться твоим советом. Поломоха, а что у тебя с ногой?
– На колючку нарвался. Танком шел.
– Чего?
– Ты не знаешь, что такое танк?
– Не-а.
– Это когда буром лезешь через забор и передаешь в изолятор братве грев. Вот и порвал себе ногу колючей проволокой. Меня в ШИЗО на десять суток за это посадили, а тут нога нарывать стала. Петровна меня и положила в санчасть. Хорошая женщинка,- рот Поломохи растянулся в блаженной улыбке,- я бы с ней ночку подежурил. Я слышал, кум Ефрем к ней клинья подбивает.