Путь Черной молнии
Шрифт:
– Кто такой Ефрем?
– Отец мой Брежнев,- шуткой высказался Поломоха,- тебе лучше с ним не встречаться - это же главный кум зоны: гнилой, как пень, копни - одна труха. Ух и кровожадный! За любую мелочь упечет в трюм. Увидит в тапочках на улице - хана тебе, лишишься магазина, а если его тихушники на тебя капать начнут, пиши - пропало, вечным сидельцем в изоляторе будешь.
Поломоха не имел к птице - вороне никакого отношения, но когда в палату внезапно вошел майор, больной сразу же подумал: "Во блин накаркал, сейчас Ефрем Воробья будет пытать, кто ему по салазкам съездил".
Майор зыркнул на Поломошнова и он, хватив костыли, заковылял из палаты.
– Как себя чувствуешь?
– обратился майор к Воробьеву.
– Терпимо.
– Да, не окажись ты пострадавшим, посадил бы я тебя в ШИЗО за драку. Четверо осужденных наказаны за твое избиение, но их было больше, ты смог бы на остальных указать?
Сашка решил отшутиться:
– Упал я начальник, с лестницы второго этажа, а в отряд пришел: с санчастью перепутал.
– Да, конечно, и по пути четверых избил,- иронизировал опер.
– Они между собой подрались, я здесь не причем.
– Глупый ты парень, и еще не знаешь здешних порядков, они теперь от тебя не отстанут. Не хочу, чтобы тебе на корню жизнь сломали. Ты понял, о чем я?
– Поживем, увидим.
– Заявление на них будешь писать?
– Обойдутся.
– Ладно, поправляйся, наказать за драку я тебя всегда успею,- и оглянувшись, убедился, что никого рядом нет, с улыбкой заметил:
– А ты Воробьев не из трусливых, всю эту блоть разбросал. Скажу тебе прямо, в моей практике такое редко бывало, и все же, будь осторожен, Рыжков злопамятный, если что, не занимайся самодеятельностью и обращайся к администрации.
– Ладно, начальник, спасибо за добрые слова, но мне еще пять лет здесь сидеть, сам разберусь.
– Знаю я теперь твои разборы,- строго сказал Ефремов, и выходя из палаты, добавил, - затеешь драку, точно посажу в ШИЗО.
Сашка, оставшись один, вполне осознавал, что после распределения по отрядам и после того, как он покинет санчасть, у него сложится незавидное положение.
"Мне нужно будет найти поддержку у нормальных пацанов, если такие есть в зоне, иначе эти беспредельщики устроят ночью "темную" под одеялом, изобьют до полусмерти или того хуже...".
Глава 20
Первое знакомство с блатными
Драка в колонии - серьезное ЧП, и оставить без наказания зачинщиков - значит прослабить внутренний распорядок. Рыжкова и еще троих заключенных, участвующих в избиении Воробьева поместили в ШИЗО, всем дали по пятнадцать суток. Будь на месте Воробьева кто-то другой, Ефремов добился бы признания от потерпевшего, возможно наказанный квартет пошел бы по статье злостного хулиганства, или за нанесение телесных повреждений с временным расстройством здоровья.
Ефремову в глубине души был симпатичен Воробьев, и он прекрасно знал, за какие дела блатные отряда хотели опустить вновь прибывшего, но просмотрев личное дело Воробьева Александра Николаевича, убедился, что парень с характером, и отбывает срок по тяжелой статье за избиение. Судя по постановлениям из личного дела за нарушениях режима содержания в следственном изоляторе, Воробьев является трудно исправляемым элементом. Имеет четко выраженное мнение, склонен к созданию групп, в компании явный лидер, агрессивен в отношении обидчиков, с администрацией может вести себя вызывающе - вот такую отрицательную характеристику заработал себе Воробьев в тюрьме.
"Да, а парень-то не промах, может его для начала тоже в ШИЗО посадить,- подумал Ефремов,- ладно, присмотрюсь к нему, да и неизвестно, как блатные его примут в отряде, ведь по распределению он попал в шестнадцатый, где и случилось на него нападение".
Сашкина печенка уже не так сильно беспокоила. Раны на лице подживали, и держать в больничке начальница санчасти его больше не могла. Инесса Петровна: молодая, статная, женщина хоть и носила мундир лейтенанта медицинской службы, но свою работу выполняла исправно, как бы она не напускала на себя надутый вид, но доброта всегда просматривалась в ее словах и поступках. Недаром к ней выстраивались очереди больных, когда она пришла работать врачом в эту колонию. Каждому хотелось, чтобы нежная рука Инессы Петровны прикоснулась к истосковавшемуся по женщинам телу осужденного, даже не смотря на то, что вкалывала иглу в пятую точку. Получив несколько предупреждений и выговоров от начальства, она стала строже относиться к зэкам. У женщины было еще одно имя - Инна, так называли ее близкие знакомые и друзья.
Воробьева выписали, и он отправился в шестнадцатый отряд. Обе бригады находились на производстве, и потому в секциях было безлюдно, за исключением дневальных, да освобожденных от работы по состоянию здоровья. Завхоз (заведующий хозяйством, осужденный) отряда принял Воробьева сухо, показал его спальное место: постель досталась на втором ярусе, да он не был в претензии, какие его годы, еще спустится на нижний ряд. Завхоз вкратце объяснил обстановку в отряде, но виду не подавал, что видел Воробьева раньше. Сашка сразу заметил его настороженный взгляд, чувствовалось, чего-то он чурается.
Сашка сел на край постели нижнего яруса и задумался: "Как меня теперь встретят блатные? Выходит, из-за меня четыре человека сидят в изоляторе, а вдруг снова набросятся с кулаками. Ладно: семь бед - один ответ, не на того нарвались, подметки псам лизать не стану".
Из раздумий его вывел голос, донесшийся из среднего прохода:
– Зема, подсаживайся ко мне,- позвал его парень, лежащий под одеялом. Сашка подошел и, поздоровавшись, сел на кровать.
– Ты с этапа?
Сашка кивнул.
– А сам откуда?
– С Железнодорожного, считай, что с самого "Бана".
– Ёлы-палы, так мы земляки! А я с Нахаловки. Тебя как на воле погоняли?
– Санька Воробей.
– Слыхал я о тебе, говорят ты на Бану крепко стоял на ногах. А меня Матвеем зовут. Может слышал, я в Нахаловке известен, у меня в корешах были: Захар, Путя, Конь...
– Конечно знаю, встречался с ними. А ты за что сидишь?
– Да, так,- неохотно отвечал Матвей,- одним словом за жену.
– Побил?!